Помесь хорька, барсука и штопора
Сегодня (пока я писала, уже получилось вчера) моей прабабушке Тусе исполнилось бы 100 лет.
читать дальшеВсю свою жизнь она преподавала экономическую географию. Она успела поучиться еще у тех, дореволюционной закалки учителей, и умела анализировать факты вроде бы открытые, но обычно не связываемые воедино, поэтому иногда рассказывала о советской экономике такие вещи, от которых глаза лезли на лоб. При этом она никогда не охала и не ахала, а говорила об этом спокойно, как экономист, не делая никаких эмоциональных заключений. Она, однако, так и не имела степени, потому что должна была защищать кандидатскую, если мне не изменяет память, по Сталинскому плану преобразования природы в 1953 году... в общем, по кому-то проекту Сталина и его реализации; работу, естественно, закрыли. Почти до конца своих дней она готовила абитуриентов в самые престижные московские вузы, и, насколько я знаю, за несколько десятилетий никто не провалился. Уже давно будучи на пенсии, она выписывала массу журналов, и постоянно обновляла все свои материалы и учебные курсы. Мне иногда кажется, что я именно глядя на нее получила первое представление о том, как следует заниматься какой-то наукой. Я с раннего детства помню: приходишь к ней в дом, а там по всем стенам карты, физические и экономические — значит, только недавно кто-то ушел из учеников. С тех пор я обожаю карты.
Она удивительно умела поддерживать контакты с людьми. У нас много родственников в разных городах (и не только в городах), и она со всеми переписывалась, поздравляла со всеми праздниками, поддерживая это огромное семейство на плаву как нечто целое, а не просто воспоминания о том, что «кажется, у нас в N. тоже кто-то живет». У нее хранилась эта переписка, и мне позволяли играть с открытками, когда я была маленькой. Как-то она показала мне мою собственную открытку, написанную, кажется, в первом классе, которая начиналась словами «Дурагая бабушка...» Мы все звали ее бабушкой, потому что так ее звала моя мама.
А еще бабушка Туся знала наизусть «Евгения Онегина», прекрасно играла на фортепиано и чудесно пела. Я помню ее восьмидесятилетие — шумное и веселое, помню, как она пела один из своих любимых романсов, «Вы мной играете, я вижу...» Мне тогда шел семнадцатый год, я заканчивала школу...
Я поступила в МГУ, у меня началась бурная студенческая жизнь, потом в ноябре я познакомилась с Арагорном, мы виделись в общей компании... а в декабре, в разгар моей первой сессии, бабушка Туся слегла с инсультом. Мне кажется, мама нарочно берегла меня, потому что говорила обо всем очень скупо, а я, дуреха, еще не понимала, что к чему. У нас все в семье рано обзаводились детьми, даже и бабушки-дедушки были довольно молоды, а прадед, муж бабушки Туси, умер до моего рождения, и со смертью я никогда раньше не сталкивалась. Наверное, особой надежды не было с самого начала, но сперва дедушка, ее сын, ездил к ней, разговаривал, она была в сознании... а потом бабушка Туся впала в кому.
Двадцать третьего декабря мы с Арагорном были на дне рождения в нашей общей компании, настроение у всех было уже предновогоднее, мы в какой-то момент ушли бродить по зимним улицам, и дело дошло до объяснения... с тех пор мы вместе. А когда я вернулась домой, совершенно ошалевшая от счастья... мама сказала, что бабушка Туся умерла. Дальнейший вечер я помню плохо. Потом были похороны — я добровольно взвалила на себя всякие хозяйственные труды, все равно кому-то нужно было хлопотать для поминок, а я не хотела ехать в морг и на кладбище. Я не хотела видеть ее мертвой, боялась, что это воспоминание заслонит мне ее настоящую. Я хотела помнить ее живой.
Я помню ее разную, и веселую, и строгую. Помню, как она читала нам на даче вслух «Князя Серебряного» и иногда, если хорошенько упросить, играла с нами в карты. Она научила нас играть в слова (составлять наперегонки из одного длинного слова много разных) и, конечно, неизменно выигрывала. Она была настоящей леди и тем, что англичане называют matriarch...
О чем я безумно жалею, это о том, что я не успела познакомить с ней Арагорна. Мне хочется думать, что он ей понравился бы, и она бы понравилась ему. А еще мне иногда кажется, что она не просто так ушла именно тогда, когда у меня — у ее старшей правнучки — начало все складываться во взрослой жизни. Как будто она доберегла меня как-то до этого счастья, хотя, конечно, это наивно — так думать.
Позже она мне несколько раз снилась, все с тем же ощущением любви и заботы, которым всегда был полон ее дом. Надеюсь, ей хорошо там, где она сейчас.
читать дальшеВсю свою жизнь она преподавала экономическую географию. Она успела поучиться еще у тех, дореволюционной закалки учителей, и умела анализировать факты вроде бы открытые, но обычно не связываемые воедино, поэтому иногда рассказывала о советской экономике такие вещи, от которых глаза лезли на лоб. При этом она никогда не охала и не ахала, а говорила об этом спокойно, как экономист, не делая никаких эмоциональных заключений. Она, однако, так и не имела степени, потому что должна была защищать кандидатскую, если мне не изменяет память, по Сталинскому плану преобразования природы в 1953 году... в общем, по кому-то проекту Сталина и его реализации; работу, естественно, закрыли. Почти до конца своих дней она готовила абитуриентов в самые престижные московские вузы, и, насколько я знаю, за несколько десятилетий никто не провалился. Уже давно будучи на пенсии, она выписывала массу журналов, и постоянно обновляла все свои материалы и учебные курсы. Мне иногда кажется, что я именно глядя на нее получила первое представление о том, как следует заниматься какой-то наукой. Я с раннего детства помню: приходишь к ней в дом, а там по всем стенам карты, физические и экономические — значит, только недавно кто-то ушел из учеников. С тех пор я обожаю карты.
Она удивительно умела поддерживать контакты с людьми. У нас много родственников в разных городах (и не только в городах), и она со всеми переписывалась, поздравляла со всеми праздниками, поддерживая это огромное семейство на плаву как нечто целое, а не просто воспоминания о том, что «кажется, у нас в N. тоже кто-то живет». У нее хранилась эта переписка, и мне позволяли играть с открытками, когда я была маленькой. Как-то она показала мне мою собственную открытку, написанную, кажется, в первом классе, которая начиналась словами «Дурагая бабушка...» Мы все звали ее бабушкой, потому что так ее звала моя мама.
А еще бабушка Туся знала наизусть «Евгения Онегина», прекрасно играла на фортепиано и чудесно пела. Я помню ее восьмидесятилетие — шумное и веселое, помню, как она пела один из своих любимых романсов, «Вы мной играете, я вижу...» Мне тогда шел семнадцатый год, я заканчивала школу...
Я поступила в МГУ, у меня началась бурная студенческая жизнь, потом в ноябре я познакомилась с Арагорном, мы виделись в общей компании... а в декабре, в разгар моей первой сессии, бабушка Туся слегла с инсультом. Мне кажется, мама нарочно берегла меня, потому что говорила обо всем очень скупо, а я, дуреха, еще не понимала, что к чему. У нас все в семье рано обзаводились детьми, даже и бабушки-дедушки были довольно молоды, а прадед, муж бабушки Туси, умер до моего рождения, и со смертью я никогда раньше не сталкивалась. Наверное, особой надежды не было с самого начала, но сперва дедушка, ее сын, ездил к ней, разговаривал, она была в сознании... а потом бабушка Туся впала в кому.
Двадцать третьего декабря мы с Арагорном были на дне рождения в нашей общей компании, настроение у всех было уже предновогоднее, мы в какой-то момент ушли бродить по зимним улицам, и дело дошло до объяснения... с тех пор мы вместе. А когда я вернулась домой, совершенно ошалевшая от счастья... мама сказала, что бабушка Туся умерла. Дальнейший вечер я помню плохо. Потом были похороны — я добровольно взвалила на себя всякие хозяйственные труды, все равно кому-то нужно было хлопотать для поминок, а я не хотела ехать в морг и на кладбище. Я не хотела видеть ее мертвой, боялась, что это воспоминание заслонит мне ее настоящую. Я хотела помнить ее живой.
Я помню ее разную, и веселую, и строгую. Помню, как она читала нам на даче вслух «Князя Серебряного» и иногда, если хорошенько упросить, играла с нами в карты. Она научила нас играть в слова (составлять наперегонки из одного длинного слова много разных) и, конечно, неизменно выигрывала. Она была настоящей леди и тем, что англичане называют matriarch...
О чем я безумно жалею, это о том, что я не успела познакомить с ней Арагорна. Мне хочется думать, что он ей понравился бы, и она бы понравилась ему. А еще мне иногда кажется, что она не просто так ушла именно тогда, когда у меня — у ее старшей правнучки — начало все складываться во взрослой жизни. Как будто она доберегла меня как-то до этого счастья, хотя, конечно, это наивно — так думать.
Позже она мне несколько раз снилась, все с тем же ощущением любви и заботы, которым всегда был полон ее дом. Надеюсь, ей хорошо там, где она сейчас.
@темы: Гондорские хроники, Я