Помесь хорька, барсука и штопора
Предпоследняя глава этой части. Надеюсь, пока на ЗБФ обсуждают рейтинговый визуал, у читателей хватит времени и на безрейтинговый джен 
Глава 33. Самая древняя магияГлава 33. Самая древняя магия
Гарри неспешно плыл из ниоткуда в никуда. Золотые волны качали его, баюкали, тихо напевая на два голоса. Один был мамин, он даже узнал песню — старинную гэльскую колыбельную, которую она не раз пела им с Драко, когда они были еще маленькие. Второй был... тоже мамин?.. Да, мамин, но другой, не такой, как первый, но такой же ласковый. Воспоминание ускользало, убегало куда-то вглубь памяти, а голоса плели одну мелодию, утешая и успокаивая, все тише и тише. Вместе с пением стихали и волны, и ветер, и наконец воды успокоились. Гарри теперь лежал неподвижно, и воды вокруг под лучами солнца блистали, точно огромное зеркало, отражавшее бесконечное небо. Свет слепил, и он зажмурился...
— Проснись! Ну проснись же! — требовал еще один знакомый голос, звонкий и насмешливый. — Я же вижу, что ты не спишь!
Сделав неимоверное усилие, Гарри приоткрыл глаза и тут же снова зажмурился: меж раздернутых штор в комнату било яркое июньское солнце.
— Ура!
Постель заходила ходуном — на нее кто-то плюхнулся с размаху. Гарри предпринял вторую попытку осторожно открыть глаза и увидел Драко.
— Привет!
— Привет!
Сидя на краю койки, Драко болтал ногами и жевал шоколадную лягушку. Гарри огляделся: так и есть, он в больничном крыле. На тумбочке рядом стояли в вазе цветы и высилась целая гора открыток, волшебных сувениров и сластей, включая большую коробку шоколадных лягушек — похоже, именно оттуда Драко взял свою.
— Это тебе на день рождения? — поинтересовался Гарри.
Драко фыркнул.
— Это тебе на выздоровление, — поправил он. — Там под дверями полшколы топчется, по-моему. Все наши, конечно, и твои буффондорцы, и Боунс, и Хопкинс, и Патил... только Помфри никого не пускает. А, еще эти чокнутые близнецы пытались тебе передать сиденье для унитаза, но Помфри его конфисковала.
— Сиденье? Для чего? — поразился Гарри.
— Понятия не имею, я не специалист по буффондорскому чувству юмора. Или ты спрашиваешь, для чего оно Помфри? Для унитаза, наверное.
Гарри не выдержал и рассмеялся — больше от облегчения и радости, что все обошлось, чем от дурацкой шутки.
Драко коротко улыбнулся, но и только.
— Ты чего? — забеспокоился Гарри.
— Все хорошо. Нет, все просто отлично. У нас куча замечательных новостей, я даже не знаю, с чего начинать.
— С главного, конечно. Папа велит всегда начинать с главного.
— Во-первых, ты живой. Это главное. Я как-то уже привык, что у меня есть брат, — Драко говорил легкомысленным тоном, но в его глазах не было веселья. Потом он наклонился поближе и вполголоса продолжил: — Во-вторых... не знаю, как тебе это удалось, но он у меня.
Гарри уставился на него, ничего не понимая.
Драко наклонился еще ниже и зашептал в самое ухо:
— Камень у меня. Честное слово, я чуть не помер, когда он вдруг появился у меня в кармане. Сначала я даже не понял, что это. Потом сообразил и страшно перепугался — вдруг это значит, что тебя убили. Но все обошлось, слава Мерлину.
Гарри вспомнил отражение в зеркале Зерг. Так вот что оно значило! Как все оказалось просто!
— С днем рождения! — подмигнул он.
Драко сначала опять улыбнулся, а потом очень серьезно спросил:
— Расскажешь, как ты это сделал?
— Конечно, — Гарри ни секунды не колебался. — Только потом. Дома, ладно?
— Ладно.
— А какие еще хорошие новости?
— О! Сейчас расскажу. Во-первых и во-вторых уже было, да? Значит, теперь в-третьих. В-третьих, папа устроил Дамблдору шикарный скандал. Такой был шум! Я удивляюсь, что больничное крыло до сих пор стоит.
— Из-за чего?
— Из-за твоего плаща. Сначала папа просто ругался. «Как вы посмели без моего ведома дать моему сыну такую вещь?», и все такое. А Дамблдор в ответ: «К вашему сведению, дорогой Луций, я ничего Драко не давал».
— А папа что?
— Если исключить те слова, которые он говорит, только когда думает, что мы не слышим...
— Ну?
— В общем, он несколько раз повторил, что ты его сын. На нескольких языках. По-английски, по-французски, на латыни, по-гэльски и еще на одном, которого я никогда не слышал. Что-то среднее между гэльским и французским. А потом уточнил, доходчиво ли он выразился и все ли господину директору понятно. Север слушал и очень веселился, по-моему, хотя старался виду не подавать.
— Погоди, а ты откуда все это знаешь? Неужели они прямо при тебе ругались?
Драко ухмыльнулся.
— Они думали, что нет. Я очень удачно спрятался за шторой в самом начале, как только они отвлеклись, а потом про меня и вовсе забыли.
— Ну ты даешь! А Дамблдор что? — поинтересовался Гарри. — И дай мне тоже лягушку, я есть хочу.
Драко дотянулся до тумбочки, выудил из коробки шоколадную лягушку и не глядя бросил — Гарри без труда поймал ее и разорвал обертку.
— Знаешь, а Дамблдор, по-моему, остался очень доволен, — задумчиво сообщил Драко. — Он ответил что-то вроде «Благодарю, теперь мне действительно многое понятно», а потом они оба перешли на этот язык, которого я не знаю, и что-то обсуждали минут пять. Мне кажется, Север тоже ничего не понял, но он и бровью не повел.
— Ему-то что? — пожал плечами Гарри, дожевав шоколадную лягушачью лапку. — Ему папа все обязательно перескажет. А нам — только самое важное, и то половину. Слушай, а кто меня спас? Папа? Или Север?
— Дамблдор, — вздохнул Драко. — Нет, мы все там были, и Макгонагалл тоже, но знаешь... я вот раньше не представлял, как этот старик победил Гриндельвальда. Конечно, он тогда был моложе, но все равно. Сколько ему было? Лет шестьдесят, да? Ну вот, а сейчас ему за сотню, и он Квиррелла сделал как первокурсника. Он даже заклинаний вслух не произносил!
Драко умолк и уставился куда-то в пространство, по-прежнему болтая ногами.
— Интересно, — задумчиво сказал Гарри немного погодя, — а сколько лет Волдеморту?
* * *
Когда все кончилось, спасибо Дамблдору, благополучно (если не считать безвременной кончины неоплаканного профессора Квиррелла), Север позволил себе слегка развлечься, наблюдая за красочным спектаклем «Разъяренный отец» с Луцием Малфоем в главной роли.
Импровизированное представление, даром что экспромтом, весьма удалось, особенно для посвященного зрителя. Хорошо зная Луция, Север прекрасно видел, что тот, конечно, сердит, но отнюдь не настолько, чтобы откровенно орать на пожилого школьного директора и по совместительству председателя Уизенгамота. Причем в выражениях, в Уизенгамоте абсолютно не принятых. А достаточно давно зная Альба Дамблдора, столь же легко видел, что директор получает массу удовольствия, позволяя себе дразнить оппонента, прикидываясь выжившим из ума колдуном с причудами. Север совсем не удивился бы, узнав, что Дамблдор тоже с приязнью вспоминает пресловутую переписку о сказках Биддля.
Словом, все было прекрасно до тех пор, пока собеседники вдруг не перешли на бретонский, которого зельевар не знал, хотя и слышал достаточно, чтобы, по крайней мере, опознать язык.
Сперва удивившись такой откровенной нелюбезности в свой адрес со стороны директора, да еще и довольно бессмысленной (ясно же, что Луций не станет от него ничего скрывать), Север встал и направился к дверям палаты, намереваясь заглянуть к Гарри. И вдруг увидел за одной из портьер в дальнем углу чей-то невысокий силуэт. Впрочем, почему «чей-то»?
Ну и дети.
Все сразу стало ясно: и легкость, с которой два приличных волшебника, пусть даже диаметрально противоположных взглядов, устроили в школьном лазарете скандал с фейерверками, и необходимость конспирации, когда речь зашла о делах действительно важных.
Тревожило только одно: то, что конспирация в принципе понадобилась. Что такого срочного мог сообщить Дамблдор? К счастью, разыскивать и расспрашивать Луция не пришлось: он явился в кабинет зельеварения сам, вечером того же дня.
— Может, мне у тебя заночевать? — глубокомысленно поинтересовался он вместо приветствия.
Север скрепя сердце вывел «удовлетворительно» на экзаменационной работе третьекурсника-хаффлпаффца и переложил ее в стопку проверенных. Сказать по правде, слизеринцу или гриффиндорцу он бы сразу поставил «плохо» (первому — чтобы заставить выучить материал любой ценой, а второму — просто чтоб неповадно было), но устраивать осенью переэкзаменовку из-за одного только растяпы Альвина Кармайкла отчаянно не хотелось.
— Да пожалуйста. А что такое случилось? — спросил он.
— Понимаешь, — все так же задумчиво отозвался Луций, устраиваясь в кресле у камина, — я же вчера Цисси с собой не взял.
— И? — удивился Север.
— И ничего. Сердится теперь.
— Ну и что? — Север действительно ничего не понимал. — Можно подумать, в первый раз. Ты и в рейды ее никогда не брал.
Луций вздохнул и посмотрел на него так, как сам Север смотрел на выдающегося семикурсника-слизеринца, неожиданно задавшего на уроке очень тупой вопрос.
— Во-первых, в рейдах, слава Мерлину, никогда не было наших детей. Во-вторых... ты хоть представляешь, что происходит, когда в доме постоянно сердится достаточно могущественная ведьма?
Север пожал плечами.
— Сколько я помню, моя маменька всегда сердилась, то по одному поводу, то по другому.
— А. Это многое объясняет, — многозначительно протянул Луций. — Впрочем, неважно. Знаешь, что мне заявил твой драгоценный директор?
— Полагаю, вопрос был риторический, — усмехнулся Север. — Выкладывай.
— Он меня поздравил и сказал, что, вообще-то, наши меры не должны были сработать.
Зельевар чуть не уронил бутылку «Огденского», за которой как раз полез в буфет.
— То есть как?
— А вот так. Мол, если все, что он знает о защите крови, верно, то не род Эванс нужно было делать ветвью дома Блэков, а наоборот. Иначе не получится. Сказал, схема ритуала несимметрична, и если бы Лили была жива, тогда еще куда ни шло, а так... Думаю, знает он достаточно, чтобы на его выводы можно было положиться.
— Если на его выводы нельзя положиться, на чьи тогда можно, — проворчал ошеломленный этими новостями Север, щедро наливая себе и Луцию огневиски. — Разве что Фламеля спрашивать.
— Фламелю я, увы, не представлен.
— А ты Дамблдора попроси, — хмыкнул Север. — Он представит.
Луций поморщился.
— Благодарю, но с меня пока что хватит самого Дамблдора. Мерлин милостивый, а ведь еще шесть лет терпеть... минимум!
— Погоди, ты сказал «должны были». Значит, все-таки сработало?
— Ты же видел, что сделалось с Квирреллом. Он и прикоснуться к Гарри не мог.
— Тогда почему?..
— Понятия не имею. И Дамблдор, по-видимому, тоже. Хотя... он почему-то настоятельно советовал ничего не говорить Цисси. Как по-твоему, рассказывать ей или нет? Ты лучше меня знаешь, как этот человек... гм... думает.
Север фыркнул.
— Ты мне льстишь. Как думает Дамблдор, не всегда знает даже сам Дамблдор. Но если он что-то настоятельно советует, к этому обычно лучше прислушаться.
Луций кивнул, и некоторое время оба молчали, глядя в камин на тлеющие угли.
— Так что, постелить тебе на диване? — наконец спросил Север.
— С ума сошел? — удивился Луций. — Ты, видно, совсем заработался, раз шуток не понимаешь. Конечно нет. Цисси там одна, она, разумеется, расстроена, и... — он только рукой махнул. — В общем, я пошел. Как только Гарри придет в себя, извести нас немедленно.
Уже из камина, за миг до того, как исчезнуть в зеленом пламени, он проворчал:
— Нет, тебя определенно надо женить, Сев.
* * *
— Шестьдесят пять, — произнес от дверей ясный голос.
Мальчики обернулись: в комнату вошел улыбающийся Альб Дамблдор. Драко выпрямился и встал:
— Здравствуйте, директор.
— Здравствуйте, здравствуйте. Как ты себя чувствуешь, Гарри? — поинтересовался тот, левитируя стул поближе и усаживаясь.
— Спасибо, гораздо лучше, — ответил Гарри. — А что «шестьдесят пять»?
— Волдеморту сейчас шестьдесят пять, — спокойно сообщил Дамблдор. — Точнее, столько лет исполнилось бы в минувшем декабре тому человеку, которым он когда-то был.
Гарри передернуло. Вот уж действительно — «когда-то был». Назвать человеком ту жуткую рожу, которую он вчера видел, язык не поворачивался. Или не вчера? Впервые пришла ему в голову мысль спросить:
— А какое сегодня число? Пятое или шестое?
— Восьмое, — сказал директор. — Твои родители очень переживали, я должен сказать.
Драко не сдержался и тихо фыркнул. Наверное, кроме уже описанной им ссоры из-за плаща-невидимки случилось еще что-то, но Гарри благоразумно решил не спрашивать при Дамблдоре. А потом вспомнил еще кое-что.
— Ой, значит, я пропустил последний матч! Как сыграли? — взволновался он. — Чей кубок?
Дамблдор лукаво посмотрел на него поверх очков.
— Рэйвенкло победил. Но кубок достался Слизерину, в первый раз за восемь лет.
— Ура!
Директор улыбнулся в бороду, снял свои позолоченные очки-половинки, извлек из кармана мантии большой шелковый платок — пурпурный, с золотой монограммой — и принялся медленно протирать стекла.
— Гарри... ты больше ничего не хочешь узнать?
Сразу насторожившись, Гарри переглянулся с Драко. Вот оно: шутки кончились, начался настоящий разговор. А вдруг директор расскажет что-то, чем не захотят делиться родители и Север?
— Почему Квиррелл не мог ко мне прикоснуться? — прямо спросил он.
Драко вопросительно уставился на него, но Гарри чуть качнул головой: сейчас не время. Драко кивнул.
Дамблдор вздохнул, еще раз протер стекла и водрузил очки на нос.
— К сожалению, я не могу дать тебе точного ответа. Только предположение.
— Да?
— Твоя мама — Лили Поттер, я имею в виду, — пожертвовала жизнью ради тебя.
— Да, Волдеморт мне об этом говорил, — сообразил Гарри и только потом спохватился: — Простите, что перебил.
— Ничего. Так вот, эта магия — самая древняя, самая могущественная и самая непостижимая из всех. Если есть что-то, чего Волдеморт не в состоянии понять, это любовь. А твоя мама любила тебя так сильно, что ее любовь оставила свой отпечаток — она в твоей крови, в твоем теле, в твоей коже. Это защита, о которой Волдеморт не имеет ни малейшего понятия, а если б и имел, то не поверил бы. Поэтому Квирину Квирреллу, который настолько преисполнился алчности и ненависти, что впустил в себя Волдеморта, даже прикосновение к тебе причиняло невыносимую боль.
Дамблдор замолчал и уставился за окно на какую-то птицу. Он был странно задумчив и, казалось, чего-то не договаривал, но распространяться далее, похоже, не собирался. Поэтому Гарри спросил о другом:
— А Квиррелл... что с ним будет?
Дамблдор вздохнул снова.
— К несчастью, Квирин Квиррелл умер.
Гарри ожидал чего-то в таком духе, но все равно содрогнулся. Сознавать, что он если не убил человека, то поучаствовал в этом, было омерзительно. Наверное, на его лице отразились ужас и отвращение, потому что директор поспешил его успокоить:
— Ты здесь ни при чем. Во-первых, пока я избавлялся от Волдеморта, он, сопротивляясь, вытянул из бедняги Квирина все силы, какие у того еще оставались. Во-вторых... даже если бы Квирину удалось бежать или мы сумели бы его пленить, соседство с Волдемортом рано или поздно убило бы его. Одного тела на двух магов слишком мало, а в борьбе Квирин никогда не одолел бы своего хозяина.
— Так что, Волдеморта больше нет? — обрадовался Драко.
Директор покачал головой.
— Увы. Мне удалось изгнать его, но и только. Он потерял тело и какое-то время будет искать новое, но, боюсь, рано или поздно вернется.
— Но почему? — не отставал Драко. — Почему вы его не убили? Неужели он сильнее Гриндельвальда? Ведь его-то вы когда-то убили!
Дамблдор невесело улыбнулся.
— Во-первых, Волдеморт не живой в полном смысле этого слова, следовательно, и убить его нельзя. Во-вторых, может статься, что он действительно сильнее Гриндельвальда. Откровенно говоря, Гриндельвальд никогда не был сильным дуэлистом; он обладал другими талантами. В-третьих... впрочем, неважно.
Лицо у него сделалось печальное и в то же время мечтательное, будто он вспоминал что-то далекое, недосягаемое и оттого грустное.
— Значит, — медленно произнес Гарри, обдумывая услышанное, — Волдеморт вернется за камнем? Сюда, в Хогвартс?
— Нет, — покачал головой директор. — То есть, боюсь, он действительно рано или поздно явится именно сюда, но не за камнем. Камень уничтожен, Гарри.
— Что?!
— Правда?!
Они с Драко потрясенно переглянулись. Как такое может быть?
— Правда... — между тем повторил Дамблдор. — Правда — прекрасная и ужасная вещь, и потому с ней следует обращаться с великой осторожностью. Да, мы сочли, что сохранять камень и далее было бы слишком опасно. Да и не такая уж это хорошая вещь, если вдуматься. Бесконечная жизнь и сколько захочешь золота... именно это попросили бы очень многие люди, будь у них такая возможность, верно?
Они переглянулись снова. Неужели директор о чем-то догадывается и испытывает их?
— Не знаю... — протянул Драко. — По-моему, жутко скучно.
— Пожалуй, — согласился Дамблдор. — Так или иначе, Николя... вы ведь знаете о Николя?
Гарри кивнул.
— Николя обо всем позаботился. И оставил себе достаточно эликсира, чтобы они с Перенелль могли уладить свои дела. А потом... в конце концов, для хорошо организованного ума смерть — лишь новое великое приключение.
— Значит, у Волдеморта ум неорганизованный, — фыркнул Драко.
Старый волшебник улыбнулся.
— Прекрасно сказано, мистер Малфой.
— А почему это я «мистер Малфой», а Гарри — «Гарри»? — Драко сделал вид, что надулся, но ясно было, что ему просто любопытно.
— Прошу прощения, — серьезно ответил Дамблдор. — Я хорошо знал родителей Гарри, поэтому позволил себе подобную фамильярность, не спрашивая разрешения. Но, если ты не возражаешь?..
— Не возражаю, — на несколько секунд Драко даже удалось удержать солидное выражение лица, но потом он прыснул со смеху. Гарри и Дамблдор тоже рассмеялись, и как-то так получилось, что ни о чем важном они больше не говорили. Директор посидел с ними еще минут десять, а затем распрощался и ушел, напомнив, что завтра состоится Прощальный пир.
— Это что же это получается... — начал Драко немного погодя, но Гарри громким шепотом оборвал его:
— Дома.
Драко поморщился и кивнул. Они еще немного помолчали, потом Гарри вспомнил:
— Ой, а чего ты смеялся, когда директор сказал насчет родителей?
Драко снова заулыбался до ушей.
— А, я же так и не рассказал. Вчера мама приходила.
— И что? Неужели она тоже ругалась?
Откровенно говоря, Гарри с трудом представлял себе, чтобы Нарцисса могла учинить скандал или даже просто выйти из себя.
— Конечно нет! — ухмыльнулся Драко. — Она долго сидела тут с тобой, а потом в разговоре с директором как будто между прочим стала рассказывать, как хвалит тетя Патриция Бобатонскую академию, какие там замечательные новые учебные программы и всякое такое. Дамблдор еле-еле от нее отделался и, конечно, встревожился. То есть нас ни за что в Бобатон не отправят, но он-то этого не знает!
Гарри вполуха слушал эту болтовню. Значит, ему не просто снилось. Мама в самом деле была здесь! Может быть, если никто чужой не слышал, и в самом деле пела — она очень любила Seoithín Seo Hó. А потом его осенила внезапная догадка: он понял, чей был второй голос, который он слышал в забытьи. Лили. Конечно, это была Лили Поттер. Наверное, она тоже когда-то пела ему эту колыбельную...
«На крыше под яркой весенней луною
Лукавые феи ведут хоровод.
Заметят — закружат, заманят с собою
Под холм свой волшебный, под каменный свод.
Спи, радость моя, беззаботно и сладко,
Да будет удача с тобою всегда.
Пусть феи в окно наше смотрят украдкой —
Тебя ни за что никому не отдам...»
— Эй, ты меня вообще слушаешь? — Драко вернул его с небес на землю.
— Ясное дело, — отозвался Гарри. — Конечно, никто нас не отправит в Бобатон. Хотя, наверное, было бы здорово учиться с Николя.
— А уроки на французском? Представь, все ингредиенты учить на двух языках! По-английски ведь тоже надо. Даже нет, на трех, еще латынь.
— Как? — поразился Гарри, делая большие глаза. — Ты не рвешься учить что-то про зелья? Караул! Конец света!
Ответить Драко не успел, потому что дверь снова открылась и в больничную палату вошел Север. Он выглядел бодрым, но под глазами пролегли глубокие тени.
— Профессор Дамблдор сообщил, что ты пришел в себя, — сказал он, положив ладонь на лоб Гарри. — Как ты себя чувствуешь? Голова болит?
— Немного, — признался Гарри. До сих пор он даже не обращал на это внимания, увлеченный разговором, но голова действительно гудела, хотя шрам больше не ныл. — Но все остальное в порядке. Я уже могу вернуться в Слизерин!
— Это уж мадам Помфри решать, — хмыкнул Север. — И, скорее всего, она тебя не отпустит.
— Не «скорее всего», а точно не отпущу, — заявила колдомедик, присоединяясь к ним. — И так замучили бедного ребенка. Еще ровно пять минут! До ужина никого больше не пущу, и не просите. И, Север, будь добр, растолкуй своим студентам, что тут не проходной двор, не слизеринская гостиная и не квиддичная раздевалка!
— Непременно, — зельевар кивнул и повернулся к Драко: — Ступай. Мне нужно поговорить с Гарри наедине.
— Он мне все равно потом расскажет.
— Посмотрим, — только и ответил Север, смерив его строгим взглядом. Драко пришлось подчиниться, и он ушел, пообещав вернуться после ужина.
Север присел на краешек койки.
— Шрам не болит? — уточнил он вполголоса.
— Не-а, — отозвался Гарри. — Я его даже не ощущаю. Но тогда в подземельях...
Север помрачнел.
— Об этом мы потом поговорим подробно, будь уверен. Все вместе и дома. Сейчас у меня только два вопроса. Первый: у тебя больше не было никаких кошмаров? Во сне или... даже наяву?
— Были, — Гарри пожал плечами. — Как раньше, только там теперь еще был Волдеморт... из леса.
— Что? — Север вздрогнул.
— Ну, когда он кровь единорога пил. Ты же знаешь, что это он был? В капюшоне?
Север кивнул.
— И почему ты мне не сказал? — вздохнул он. — Я ведь говорил: если кошмар изменится...
— Забыл, — виновато признался Гарри. — Точнее, я подумал, что это просто обычный кошмар. После такого же кому хочешь начнет всякая гадость сниться.
— Может, и так, — согласился Север. — Но лучше бы ты перестраховался. И второй вопрос: как ты узнал, что Квиррелл отправится за камнем именно в тот день? У тебя не было... каких-то предчувствий? Чего-нибудь необычного?
— Голова очень болела. Просто отваливалась, еще хуже, чем раньше, и я подумал, Волдеморт что-то затевает. Хотел пойти к тебе, но тебя не было в замке.
— Прости, — мрачно сказал крестный. — Это все Фадж, чтоб ему провалиться.
— Министр Фадж? — удивился Гарри. — Он-то тут при чем?
— О, это долгая и чрезвычайно глупая история, — поморщился Север. — Потом расскажу. Ладно, пока достаточно. Если что-то еще вспомнишь, попроси Помфри меня позвать. А пока отдыхай, — он поднялся, потрепал Гарри по волосам и вышел.
Гарри снова опустился на подушки и только тогда понял, что действительно устал и, пожалуй, совсем еще не готов куда-то перебираться. Солнце успело сдвинуться, и койку теперь заслоняла от света штора. Он закрыл глаза и почти мгновенно уснул.
* * *
Разбудил его какой-то невнятный звук: то ли шорох, то ли стук. Гарри сонно приоткрыл глаза и с недоумением увидел, как из-под его кровати выныривает рыжая макушка. Секунду спустя он смотрел в растерянное веснушчатое лицо Рональда Уизли.
— Вот, — неловко сказал Уизли, протягивая на ладони стеклянный шарик с Хогвартсом внутри. — Это тебе кто-то принес. Я... уронил нечаянно. Извини.
Гарри взял шарик: такие сувениры делали повсюду в волшебном мире. Они когда-то привезли похожий из Парижа, с Тамплем внутри, и еще один из Бретани, с Бобатоном. Но шарика с Хогвартсом он еще не видел: наверное, неизвестный даритель купил его в Хогсмиде. Вокруг миниатюрного замка на зеленых лужайках цвели маргаритки.
— Не за что, — ответил Гарри, недоумевая, что за нелегкая принесла сюда гриффиндорца. По крайней мере, ссориться тот, похоже, не собирался. Интересно, как он уломал мадам Помфри?.. Или умудрился пробраться незамеченным?
Некоторое время оба молчали; Гарри не знал, как повежливее спросить: «Тебе чего тут надо?», а Уизли, видимо, не мог подобрать слов, чтобы сказать то, что хотел. Наконец он заговорил.
— Ты это... ну... спсибчтонскзалнкму! — пробормотал он, глядя в пол.
— Прошу прощения? — вырвалось у Гарри. Честное слово, он вовсе не собирался так подчеркивать разницу в их воспитании, но неожиданное появление младшего Уизли из-под больничной койки, как говорится, сбило его с метлы.
Тот вспыхнул, и его физиономия вся пошла некрасивыми красными пятнами.
— Извини, я не расслышал, — поспешно сказал Гарри, которого разбирало любопытство. Ладно, если бы близнецы тайком пробрались в больничное крыло поздравить его или, наоборот, как-нибудь подшутить (и то, и другое было равновероятно). Но с Рональдом они последний раз сталкивались, когда тот подглядывал в окно хижины Хагрида. — Да ты садись, — предложил он, кивнув на стул, оставленный у постели профессором Дамблдором.
Уизли кивнул и сел.
— Я... это... — Он глубоко вдохнул и попробовал еще раз: — Я хотел сказать спасибо. Что ты не выдал моих братьев.
— В смысле? — ляпнул Гарри и только потом сообразил, что речь все о той же истории с Норбертом. Но так даже лучше: не хватало еще проговориться, прежде чем Уизли объяснится до конца.
— Поттер, я все знаю про дракона, — Уизли понизил голос. — Ну, почти все. И как его Хагрид вывел, и как Фред с Джорджем хотели его отправить к Чарли, и как Фреда этот ваш дракон укусил... только потом Перси нашел письмо Чарли и все испортил.
— А спасибо за что? — Гарри нахмурился.
— Ну... если б вы рассказали про Фреда с Джорджем, мама бы такое устроила... она знаешь какие вопиллеры шлет!
— Да ты-то тут при чем?
Уизли посмотрел на него как на сумасшедшего.
— Они мои братья!
Гарри кивнул. Действительно, что тут еще скажешь. Надо же, этот Уизли не совсем пропащий. Хотя даже Персиваль, хоть и напыщенный индюк, и тот близнецов выдавать не стал.
— Короче, спасибо, — еще раз неловко пробормотал Рональд и встал.
— Не за что, — ответил Гарри. — Спасибо, что зашел. Хочешь лягушку? — он показал на тумбочку, где стояла еще почти полная коробка.
На лице Уизли явственно отразилась борьба: ему очень хотелось шоколада и отчаянно не хотелось брать угощение у богатенького слизеринца. По-видимому, он и так исчерпал свои возможности в плане мирного общения Домов на пару лет вперед.
— Да ты бери, мне целую кучу принесли, я столько не съем, — прибавил Гарри, просто чтобы посмотреть, что будет.
Уизли еще пару секунд поколебался и наконец решился.
— Спасибо, — буркнул он, взял лягушку и ушел.
Гарри тоже взял одну и принялся жевать, задумчиво глядя на закрывшуюся за гриффиндорцем дверь.
* * *
На Прощальный пир Драко и Гарри пришли с опозданием: сколько Гарри ни уверял, что чувствует себя нормально, мадам Помфри пожелала еще раз удостовериться в этом сама и совсем замучила его магическими тестами. В Большом зале уже было полно народу; стены украшали алые с золотом знамена Гриффиндора, а над преподавательским столом висел торжествующий лев.
— Да-а, — протянул Драко, пока они пробирались на свои места. — Квиддичный кубок-то, может, и наш, а вот школьный...
— Тс-с, — одернул Гарри. — Не напоминай никому.
Едва они уселись, как Милли и Панси принялись донимать Гарри участливыми расспросами: как он себя чувствует, все ли в порядке и тому подобное. Накануне они так и не поговорили толком: мадам Помфри пустила их вечером только на десять минут и все это время не сводила с них глаз.
— Я бы умерла от ужаса, — заявила Панси. — Подумать только, напрашиваться на поединок Сами-Знаете-С-Кем! Гриффиндорство какое-то!
— Я не напрашивался, — возразил Гарри. — Так получилось.
— Ага, тебе просто не спалось, и ты решил ночью прогуляться в запретное крыло! — съязвила Милли. — Еще и Грейнджер позвали!
— Никто ее не звал, она сама пришла! — возмутился Драко. — У нас хватает ума не впутывать девочек в такие вещи!
— А меня почему не взяли? — поинтересовался Блейз. — Я точно не девочка.
— Старомодные глупости, — фыркнула Милли. — Я могу драться ничуть не хуже вас.
— Мальчишки, — протянула Панси. — Что с них возьмешь?
Девочки переглянулись и захихикали.
Мальчики переглянулись и пожали плечами.
Внезапно шум в зале стих, и все повернулись к преподавательскому столу: профессор Дамблдор поднялся, чтобы держать речь.
— Вот и еще год миновал, — весело начал он. — Но прежде чем мы все на славу попируем, я немного позанудствую по-стариковски. Хороший был год! Надеюсь, в ваших головах теперь чуть больше, чем было в сентябре. А впереди целое лето, чтобы они сделались пустыми и легкими к началу нового учебного года.
По залу прокатился смех. Макгонагалл криво улыбнулась и покачала головой, потом наклонилась и что-то сказала Северу на ухо. Тот хмыкнул.
— Теперь о том, кому достанется кубок, — продолжал директор. — Сейчас дела обстоят так: на четвертом месте Хаффлпафф, набравший триста пятьдесят два балла; затем идет Слизерин, на чьем счету триста девяносто два балла. На втором месте Рэйвенкло — четыреста двадцать шесть баллов. Наконец, первое место занимает Гриффиндор — четыреста сорок два балла. Поздравляю, вы славно потрудились в этом году. — Львиный Дом радостно загомонил, и Дамблдор терпеливо переждал, пока все успокоятся. — Однако, как вы наверняка уже слышали, потому что это страшная тайна, — он опять переждал общий смех, — три дня назад несколько студентов оказали неоценимую услугу нашей школе... несмотря на то что их никто об этом не просил.
По залу снова прокатились смешки и шушуканье. Многие оборачивались и выгибали шеи, чтобы взглянуть туда, где за слизеринским столом сидели первокурсники. Гарри украдкой посмотрел на крестного: Север страдальчески возвел очи горе.
— Итак, — объявил Дамблдор, — начнем с мисс Гермионы Грейнджер. За беспримерную храбрость и готовность жертвовать собой Дом Гриффиндор получает пятьдесят баллов.
Гриффиндорцы повскакивали на ноги, захлопали в ладоши, кто-то переливчато засвистел от восторга. Гарри тоже встал и обернулся: Гермиона сидела на своем месте, от смущения красная, как гриффиндорские знамена.
— Благодаря мистеру Драко Малфою, за рыцарскую галантность и прекрасные манеры Дом Слизерин получает пятьдесят баллов.
Драко поперхнулся, гадая про себя, похвалили его только что или оскорбили. Слизеринцы зааплодировали, за другими столами поднялся шум: Дом Змеи только что обошел по числу баллов Дом Ворона, и рэйвенкловцы были не слишком довольны.
— Благодаря мистеру Гарри Поттеру, — директор обвел глазами присутствующих, и снова стало очень тихо, — за исключительное мужество и дерзость духа Дом Слизерин получает шестьдесят баллов.
Шум усилился, а затем и вовсе перешел в рокот: те, кто умел считать и вопить одновременно, первыми сообразили, что теперь лидером в борьбе за кубок школы снова стал Слизерин. Возмущенные гриффиндорцы принялись топать ногами и стучать ложками по столу; возликовавшие слизеринцы буйствовали не меньше.
— Прошу прощения, — громовым голосом объявил Дамблдор и постучал ложечкой по серебряному кубку, — я еще не закончил.
Дождавшись, когда все опять утихнут, он продолжил:
— Храбрость бывает разной. У многих хватает храбрости противостоять врагу и проявлять дерзость там, где царит нехитрый здравый смысл. Но далеко не у всех достаточно храбрости противостоять друзьям и проявлять здравый смысл там, где в почете дерзость. Поэтому я присуждаю еще десять баллов мистеру Невиллу Лонгботтому.
Воцарилась гробовая тишина: все лихорадочно соображали, кто же теперь победитель. По мере того как студенты приходили к одному и тому же невероятному выводу, они поворачивались к песочным часам с самоцветами, а потом снова к директору, пытаясь понять, не ошибка ли это. На многих лицах царило недоумение; хаффлпаффцы растерянно перешептывались, рэйвенкловцы хмурились. Гриффиндорцы и слизеринцы же впервые за долгое время почувствовали себя в одной лодке: они потрясенно переглядывались, втайне надеясь, что все это какое-то недоразумение или розыгрыш.
— Таким образом, — как ни в чем не бывало заявил директор, — на первом месте у нас два Дома, по пятьсот два балла у каждого. Кажется, нужно немного обновить обстановку.
Он взмахнул палочкой, и Большой зал стал напоминать рождественскую елку: повсюду бок о бок красное и зеленое, серебряное и золотое.
— А теперь, — заключил он, садясь в свое кресло, — давайте есть. Приятного аппетита!
На столах появилось угощение, и мало-помалу все принялись за еду, хотя обсуждать случившееся, конечно, не перестали.
— Это все ты виноват, — буркнул Драко.
— Я-то тут при чем? — удивился Гарри.
— А если бы ты не связался с буффондорцами, кубок был бы наш!
— Если бы не Гермиона, мы бы не вычислили Квиррелла так быстро, — возразил Гарри. — Может, и вообще не вычислили бы.
— Ага, а еще не встречались бы с троллями и не таскали бы ночью по школе...
— Тс-с-с! — одернул Гарри, и Драко виновато умолк.
— А ну-ка, что вы там таскали? — заинтересовалась Панси.
Гарри вздохнул.
— Ничего особенного, — отмахнулся Драко.
— Что это у вас за тайны завелись? — Панси надула губки и, похоже, собралась обижаться. Милли промолчала, но вид у нее тоже был недовольный. Блейз смотрел бесстрастно, выжидая.
Драко и Гарри переглянулись. Кажется, кое-какими тайнами придется пожертвовать — чтобы сохранить все остальные.
— Ладно. Расскажем, только потом, — пообещал Гарри, понизив голос. — В поезде. Тут слишком много лишних глаз и ушей.
— Договорились!
____________________
Seoithín Seo Hó — ирландская народная колыбельная. В тексте приведен вольный авторский перевод; послушать оригинал можно поиском по названию или по следующей ссылке: http://youtu.be/lVUrdjWNNMY Некоторые версии текста можно найти здесь: http://songsinirish.com/p/seoithin-seo-lyrics.html Название (и первое слово) песни означает «баю-бай».

Глава 33. Самая древняя магияГлава 33. Самая древняя магия
Гарри неспешно плыл из ниоткуда в никуда. Золотые волны качали его, баюкали, тихо напевая на два голоса. Один был мамин, он даже узнал песню — старинную гэльскую колыбельную, которую она не раз пела им с Драко, когда они были еще маленькие. Второй был... тоже мамин?.. Да, мамин, но другой, не такой, как первый, но такой же ласковый. Воспоминание ускользало, убегало куда-то вглубь памяти, а голоса плели одну мелодию, утешая и успокаивая, все тише и тише. Вместе с пением стихали и волны, и ветер, и наконец воды успокоились. Гарри теперь лежал неподвижно, и воды вокруг под лучами солнца блистали, точно огромное зеркало, отражавшее бесконечное небо. Свет слепил, и он зажмурился...
— Проснись! Ну проснись же! — требовал еще один знакомый голос, звонкий и насмешливый. — Я же вижу, что ты не спишь!
Сделав неимоверное усилие, Гарри приоткрыл глаза и тут же снова зажмурился: меж раздернутых штор в комнату било яркое июньское солнце.
— Ура!
Постель заходила ходуном — на нее кто-то плюхнулся с размаху. Гарри предпринял вторую попытку осторожно открыть глаза и увидел Драко.
— Привет!
— Привет!
Сидя на краю койки, Драко болтал ногами и жевал шоколадную лягушку. Гарри огляделся: так и есть, он в больничном крыле. На тумбочке рядом стояли в вазе цветы и высилась целая гора открыток, волшебных сувениров и сластей, включая большую коробку шоколадных лягушек — похоже, именно оттуда Драко взял свою.
— Это тебе на день рождения? — поинтересовался Гарри.
Драко фыркнул.
— Это тебе на выздоровление, — поправил он. — Там под дверями полшколы топчется, по-моему. Все наши, конечно, и твои буффондорцы, и Боунс, и Хопкинс, и Патил... только Помфри никого не пускает. А, еще эти чокнутые близнецы пытались тебе передать сиденье для унитаза, но Помфри его конфисковала.
— Сиденье? Для чего? — поразился Гарри.
— Понятия не имею, я не специалист по буффондорскому чувству юмора. Или ты спрашиваешь, для чего оно Помфри? Для унитаза, наверное.
Гарри не выдержал и рассмеялся — больше от облегчения и радости, что все обошлось, чем от дурацкой шутки.
Драко коротко улыбнулся, но и только.
— Ты чего? — забеспокоился Гарри.
— Все хорошо. Нет, все просто отлично. У нас куча замечательных новостей, я даже не знаю, с чего начинать.
— С главного, конечно. Папа велит всегда начинать с главного.
— Во-первых, ты живой. Это главное. Я как-то уже привык, что у меня есть брат, — Драко говорил легкомысленным тоном, но в его глазах не было веселья. Потом он наклонился поближе и вполголоса продолжил: — Во-вторых... не знаю, как тебе это удалось, но он у меня.
Гарри уставился на него, ничего не понимая.
Драко наклонился еще ниже и зашептал в самое ухо:
— Камень у меня. Честное слово, я чуть не помер, когда он вдруг появился у меня в кармане. Сначала я даже не понял, что это. Потом сообразил и страшно перепугался — вдруг это значит, что тебя убили. Но все обошлось, слава Мерлину.
Гарри вспомнил отражение в зеркале Зерг. Так вот что оно значило! Как все оказалось просто!
— С днем рождения! — подмигнул он.
Драко сначала опять улыбнулся, а потом очень серьезно спросил:
— Расскажешь, как ты это сделал?
— Конечно, — Гарри ни секунды не колебался. — Только потом. Дома, ладно?
— Ладно.
— А какие еще хорошие новости?
— О! Сейчас расскажу. Во-первых и во-вторых уже было, да? Значит, теперь в-третьих. В-третьих, папа устроил Дамблдору шикарный скандал. Такой был шум! Я удивляюсь, что больничное крыло до сих пор стоит.
— Из-за чего?
— Из-за твоего плаща. Сначала папа просто ругался. «Как вы посмели без моего ведома дать моему сыну такую вещь?», и все такое. А Дамблдор в ответ: «К вашему сведению, дорогой Луций, я ничего Драко не давал».
— А папа что?
— Если исключить те слова, которые он говорит, только когда думает, что мы не слышим...
— Ну?
— В общем, он несколько раз повторил, что ты его сын. На нескольких языках. По-английски, по-французски, на латыни, по-гэльски и еще на одном, которого я никогда не слышал. Что-то среднее между гэльским и французским. А потом уточнил, доходчиво ли он выразился и все ли господину директору понятно. Север слушал и очень веселился, по-моему, хотя старался виду не подавать.
— Погоди, а ты откуда все это знаешь? Неужели они прямо при тебе ругались?
Драко ухмыльнулся.
— Они думали, что нет. Я очень удачно спрятался за шторой в самом начале, как только они отвлеклись, а потом про меня и вовсе забыли.
— Ну ты даешь! А Дамблдор что? — поинтересовался Гарри. — И дай мне тоже лягушку, я есть хочу.
Драко дотянулся до тумбочки, выудил из коробки шоколадную лягушку и не глядя бросил — Гарри без труда поймал ее и разорвал обертку.
— Знаешь, а Дамблдор, по-моему, остался очень доволен, — задумчиво сообщил Драко. — Он ответил что-то вроде «Благодарю, теперь мне действительно многое понятно», а потом они оба перешли на этот язык, которого я не знаю, и что-то обсуждали минут пять. Мне кажется, Север тоже ничего не понял, но он и бровью не повел.
— Ему-то что? — пожал плечами Гарри, дожевав шоколадную лягушачью лапку. — Ему папа все обязательно перескажет. А нам — только самое важное, и то половину. Слушай, а кто меня спас? Папа? Или Север?
— Дамблдор, — вздохнул Драко. — Нет, мы все там были, и Макгонагалл тоже, но знаешь... я вот раньше не представлял, как этот старик победил Гриндельвальда. Конечно, он тогда был моложе, но все равно. Сколько ему было? Лет шестьдесят, да? Ну вот, а сейчас ему за сотню, и он Квиррелла сделал как первокурсника. Он даже заклинаний вслух не произносил!
Драко умолк и уставился куда-то в пространство, по-прежнему болтая ногами.
— Интересно, — задумчиво сказал Гарри немного погодя, — а сколько лет Волдеморту?
Когда все кончилось, спасибо Дамблдору, благополучно (если не считать безвременной кончины неоплаканного профессора Квиррелла), Север позволил себе слегка развлечься, наблюдая за красочным спектаклем «Разъяренный отец» с Луцием Малфоем в главной роли.
Импровизированное представление, даром что экспромтом, весьма удалось, особенно для посвященного зрителя. Хорошо зная Луция, Север прекрасно видел, что тот, конечно, сердит, но отнюдь не настолько, чтобы откровенно орать на пожилого школьного директора и по совместительству председателя Уизенгамота. Причем в выражениях, в Уизенгамоте абсолютно не принятых. А достаточно давно зная Альба Дамблдора, столь же легко видел, что директор получает массу удовольствия, позволяя себе дразнить оппонента, прикидываясь выжившим из ума колдуном с причудами. Север совсем не удивился бы, узнав, что Дамблдор тоже с приязнью вспоминает пресловутую переписку о сказках Биддля.
Словом, все было прекрасно до тех пор, пока собеседники вдруг не перешли на бретонский, которого зельевар не знал, хотя и слышал достаточно, чтобы, по крайней мере, опознать язык.
Сперва удивившись такой откровенной нелюбезности в свой адрес со стороны директора, да еще и довольно бессмысленной (ясно же, что Луций не станет от него ничего скрывать), Север встал и направился к дверям палаты, намереваясь заглянуть к Гарри. И вдруг увидел за одной из портьер в дальнем углу чей-то невысокий силуэт. Впрочем, почему «чей-то»?
Ну и дети.
Все сразу стало ясно: и легкость, с которой два приличных волшебника, пусть даже диаметрально противоположных взглядов, устроили в школьном лазарете скандал с фейерверками, и необходимость конспирации, когда речь зашла о делах действительно важных.
Тревожило только одно: то, что конспирация в принципе понадобилась. Что такого срочного мог сообщить Дамблдор? К счастью, разыскивать и расспрашивать Луция не пришлось: он явился в кабинет зельеварения сам, вечером того же дня.
— Может, мне у тебя заночевать? — глубокомысленно поинтересовался он вместо приветствия.
Север скрепя сердце вывел «удовлетворительно» на экзаменационной работе третьекурсника-хаффлпаффца и переложил ее в стопку проверенных. Сказать по правде, слизеринцу или гриффиндорцу он бы сразу поставил «плохо» (первому — чтобы заставить выучить материал любой ценой, а второму — просто чтоб неповадно было), но устраивать осенью переэкзаменовку из-за одного только растяпы Альвина Кармайкла отчаянно не хотелось.
— Да пожалуйста. А что такое случилось? — спросил он.
— Понимаешь, — все так же задумчиво отозвался Луций, устраиваясь в кресле у камина, — я же вчера Цисси с собой не взял.
— И? — удивился Север.
— И ничего. Сердится теперь.
— Ну и что? — Север действительно ничего не понимал. — Можно подумать, в первый раз. Ты и в рейды ее никогда не брал.
Луций вздохнул и посмотрел на него так, как сам Север смотрел на выдающегося семикурсника-слизеринца, неожиданно задавшего на уроке очень тупой вопрос.
— Во-первых, в рейдах, слава Мерлину, никогда не было наших детей. Во-вторых... ты хоть представляешь, что происходит, когда в доме постоянно сердится достаточно могущественная ведьма?
Север пожал плечами.
— Сколько я помню, моя маменька всегда сердилась, то по одному поводу, то по другому.
— А. Это многое объясняет, — многозначительно протянул Луций. — Впрочем, неважно. Знаешь, что мне заявил твой драгоценный директор?
— Полагаю, вопрос был риторический, — усмехнулся Север. — Выкладывай.
— Он меня поздравил и сказал, что, вообще-то, наши меры не должны были сработать.
Зельевар чуть не уронил бутылку «Огденского», за которой как раз полез в буфет.
— То есть как?
— А вот так. Мол, если все, что он знает о защите крови, верно, то не род Эванс нужно было делать ветвью дома Блэков, а наоборот. Иначе не получится. Сказал, схема ритуала несимметрична, и если бы Лили была жива, тогда еще куда ни шло, а так... Думаю, знает он достаточно, чтобы на его выводы можно было положиться.
— Если на его выводы нельзя положиться, на чьи тогда можно, — проворчал ошеломленный этими новостями Север, щедро наливая себе и Луцию огневиски. — Разве что Фламеля спрашивать.
— Фламелю я, увы, не представлен.
— А ты Дамблдора попроси, — хмыкнул Север. — Он представит.
Луций поморщился.
— Благодарю, но с меня пока что хватит самого Дамблдора. Мерлин милостивый, а ведь еще шесть лет терпеть... минимум!
— Погоди, ты сказал «должны были». Значит, все-таки сработало?
— Ты же видел, что сделалось с Квирреллом. Он и прикоснуться к Гарри не мог.
— Тогда почему?..
— Понятия не имею. И Дамблдор, по-видимому, тоже. Хотя... он почему-то настоятельно советовал ничего не говорить Цисси. Как по-твоему, рассказывать ей или нет? Ты лучше меня знаешь, как этот человек... гм... думает.
Север фыркнул.
— Ты мне льстишь. Как думает Дамблдор, не всегда знает даже сам Дамблдор. Но если он что-то настоятельно советует, к этому обычно лучше прислушаться.
Луций кивнул, и некоторое время оба молчали, глядя в камин на тлеющие угли.
— Так что, постелить тебе на диване? — наконец спросил Север.
— С ума сошел? — удивился Луций. — Ты, видно, совсем заработался, раз шуток не понимаешь. Конечно нет. Цисси там одна, она, разумеется, расстроена, и... — он только рукой махнул. — В общем, я пошел. Как только Гарри придет в себя, извести нас немедленно.
Уже из камина, за миг до того, как исчезнуть в зеленом пламени, он проворчал:
— Нет, тебя определенно надо женить, Сев.
— Шестьдесят пять, — произнес от дверей ясный голос.
Мальчики обернулись: в комнату вошел улыбающийся Альб Дамблдор. Драко выпрямился и встал:
— Здравствуйте, директор.
— Здравствуйте, здравствуйте. Как ты себя чувствуешь, Гарри? — поинтересовался тот, левитируя стул поближе и усаживаясь.
— Спасибо, гораздо лучше, — ответил Гарри. — А что «шестьдесят пять»?
— Волдеморту сейчас шестьдесят пять, — спокойно сообщил Дамблдор. — Точнее, столько лет исполнилось бы в минувшем декабре тому человеку, которым он когда-то был.
Гарри передернуло. Вот уж действительно — «когда-то был». Назвать человеком ту жуткую рожу, которую он вчера видел, язык не поворачивался. Или не вчера? Впервые пришла ему в голову мысль спросить:
— А какое сегодня число? Пятое или шестое?
— Восьмое, — сказал директор. — Твои родители очень переживали, я должен сказать.
Драко не сдержался и тихо фыркнул. Наверное, кроме уже описанной им ссоры из-за плаща-невидимки случилось еще что-то, но Гарри благоразумно решил не спрашивать при Дамблдоре. А потом вспомнил еще кое-что.
— Ой, значит, я пропустил последний матч! Как сыграли? — взволновался он. — Чей кубок?
Дамблдор лукаво посмотрел на него поверх очков.
— Рэйвенкло победил. Но кубок достался Слизерину, в первый раз за восемь лет.
— Ура!
Директор улыбнулся в бороду, снял свои позолоченные очки-половинки, извлек из кармана мантии большой шелковый платок — пурпурный, с золотой монограммой — и принялся медленно протирать стекла.
— Гарри... ты больше ничего не хочешь узнать?
Сразу насторожившись, Гарри переглянулся с Драко. Вот оно: шутки кончились, начался настоящий разговор. А вдруг директор расскажет что-то, чем не захотят делиться родители и Север?
— Почему Квиррелл не мог ко мне прикоснуться? — прямо спросил он.
Драко вопросительно уставился на него, но Гарри чуть качнул головой: сейчас не время. Драко кивнул.
Дамблдор вздохнул, еще раз протер стекла и водрузил очки на нос.
— К сожалению, я не могу дать тебе точного ответа. Только предположение.
— Да?
— Твоя мама — Лили Поттер, я имею в виду, — пожертвовала жизнью ради тебя.
— Да, Волдеморт мне об этом говорил, — сообразил Гарри и только потом спохватился: — Простите, что перебил.
— Ничего. Так вот, эта магия — самая древняя, самая могущественная и самая непостижимая из всех. Если есть что-то, чего Волдеморт не в состоянии понять, это любовь. А твоя мама любила тебя так сильно, что ее любовь оставила свой отпечаток — она в твоей крови, в твоем теле, в твоей коже. Это защита, о которой Волдеморт не имеет ни малейшего понятия, а если б и имел, то не поверил бы. Поэтому Квирину Квирреллу, который настолько преисполнился алчности и ненависти, что впустил в себя Волдеморта, даже прикосновение к тебе причиняло невыносимую боль.
Дамблдор замолчал и уставился за окно на какую-то птицу. Он был странно задумчив и, казалось, чего-то не договаривал, но распространяться далее, похоже, не собирался. Поэтому Гарри спросил о другом:
— А Квиррелл... что с ним будет?
Дамблдор вздохнул снова.
— К несчастью, Квирин Квиррелл умер.
Гарри ожидал чего-то в таком духе, но все равно содрогнулся. Сознавать, что он если не убил человека, то поучаствовал в этом, было омерзительно. Наверное, на его лице отразились ужас и отвращение, потому что директор поспешил его успокоить:
— Ты здесь ни при чем. Во-первых, пока я избавлялся от Волдеморта, он, сопротивляясь, вытянул из бедняги Квирина все силы, какие у того еще оставались. Во-вторых... даже если бы Квирину удалось бежать или мы сумели бы его пленить, соседство с Волдемортом рано или поздно убило бы его. Одного тела на двух магов слишком мало, а в борьбе Квирин никогда не одолел бы своего хозяина.
— Так что, Волдеморта больше нет? — обрадовался Драко.
Директор покачал головой.
— Увы. Мне удалось изгнать его, но и только. Он потерял тело и какое-то время будет искать новое, но, боюсь, рано или поздно вернется.
— Но почему? — не отставал Драко. — Почему вы его не убили? Неужели он сильнее Гриндельвальда? Ведь его-то вы когда-то убили!
Дамблдор невесело улыбнулся.
— Во-первых, Волдеморт не живой в полном смысле этого слова, следовательно, и убить его нельзя. Во-вторых, может статься, что он действительно сильнее Гриндельвальда. Откровенно говоря, Гриндельвальд никогда не был сильным дуэлистом; он обладал другими талантами. В-третьих... впрочем, неважно.
Лицо у него сделалось печальное и в то же время мечтательное, будто он вспоминал что-то далекое, недосягаемое и оттого грустное.
— Значит, — медленно произнес Гарри, обдумывая услышанное, — Волдеморт вернется за камнем? Сюда, в Хогвартс?
— Нет, — покачал головой директор. — То есть, боюсь, он действительно рано или поздно явится именно сюда, но не за камнем. Камень уничтожен, Гарри.
— Что?!
— Правда?!
Они с Драко потрясенно переглянулись. Как такое может быть?
— Правда... — между тем повторил Дамблдор. — Правда — прекрасная и ужасная вещь, и потому с ней следует обращаться с великой осторожностью. Да, мы сочли, что сохранять камень и далее было бы слишком опасно. Да и не такая уж это хорошая вещь, если вдуматься. Бесконечная жизнь и сколько захочешь золота... именно это попросили бы очень многие люди, будь у них такая возможность, верно?
Они переглянулись снова. Неужели директор о чем-то догадывается и испытывает их?
— Не знаю... — протянул Драко. — По-моему, жутко скучно.
— Пожалуй, — согласился Дамблдор. — Так или иначе, Николя... вы ведь знаете о Николя?
Гарри кивнул.
— Николя обо всем позаботился. И оставил себе достаточно эликсира, чтобы они с Перенелль могли уладить свои дела. А потом... в конце концов, для хорошо организованного ума смерть — лишь новое великое приключение.
— Значит, у Волдеморта ум неорганизованный, — фыркнул Драко.
Старый волшебник улыбнулся.
— Прекрасно сказано, мистер Малфой.
— А почему это я «мистер Малфой», а Гарри — «Гарри»? — Драко сделал вид, что надулся, но ясно было, что ему просто любопытно.
— Прошу прощения, — серьезно ответил Дамблдор. — Я хорошо знал родителей Гарри, поэтому позволил себе подобную фамильярность, не спрашивая разрешения. Но, если ты не возражаешь?..
— Не возражаю, — на несколько секунд Драко даже удалось удержать солидное выражение лица, но потом он прыснул со смеху. Гарри и Дамблдор тоже рассмеялись, и как-то так получилось, что ни о чем важном они больше не говорили. Директор посидел с ними еще минут десять, а затем распрощался и ушел, напомнив, что завтра состоится Прощальный пир.
— Это что же это получается... — начал Драко немного погодя, но Гарри громким шепотом оборвал его:
— Дома.
Драко поморщился и кивнул. Они еще немного помолчали, потом Гарри вспомнил:
— Ой, а чего ты смеялся, когда директор сказал насчет родителей?
Драко снова заулыбался до ушей.
— А, я же так и не рассказал. Вчера мама приходила.
— И что? Неужели она тоже ругалась?
Откровенно говоря, Гарри с трудом представлял себе, чтобы Нарцисса могла учинить скандал или даже просто выйти из себя.
— Конечно нет! — ухмыльнулся Драко. — Она долго сидела тут с тобой, а потом в разговоре с директором как будто между прочим стала рассказывать, как хвалит тетя Патриция Бобатонскую академию, какие там замечательные новые учебные программы и всякое такое. Дамблдор еле-еле от нее отделался и, конечно, встревожился. То есть нас ни за что в Бобатон не отправят, но он-то этого не знает!
Гарри вполуха слушал эту болтовню. Значит, ему не просто снилось. Мама в самом деле была здесь! Может быть, если никто чужой не слышал, и в самом деле пела — она очень любила Seoithín Seo Hó. А потом его осенила внезапная догадка: он понял, чей был второй голос, который он слышал в забытьи. Лили. Конечно, это была Лили Поттер. Наверное, она тоже когда-то пела ему эту колыбельную...
«На крыше под яркой весенней луною
Лукавые феи ведут хоровод.
Заметят — закружат, заманят с собою
Под холм свой волшебный, под каменный свод.
Спи, радость моя, беззаботно и сладко,
Да будет удача с тобою всегда.
Пусть феи в окно наше смотрят украдкой —
Тебя ни за что никому не отдам...»
— Эй, ты меня вообще слушаешь? — Драко вернул его с небес на землю.
— Ясное дело, — отозвался Гарри. — Конечно, никто нас не отправит в Бобатон. Хотя, наверное, было бы здорово учиться с Николя.
— А уроки на французском? Представь, все ингредиенты учить на двух языках! По-английски ведь тоже надо. Даже нет, на трех, еще латынь.
— Как? — поразился Гарри, делая большие глаза. — Ты не рвешься учить что-то про зелья? Караул! Конец света!
Ответить Драко не успел, потому что дверь снова открылась и в больничную палату вошел Север. Он выглядел бодрым, но под глазами пролегли глубокие тени.
— Профессор Дамблдор сообщил, что ты пришел в себя, — сказал он, положив ладонь на лоб Гарри. — Как ты себя чувствуешь? Голова болит?
— Немного, — признался Гарри. До сих пор он даже не обращал на это внимания, увлеченный разговором, но голова действительно гудела, хотя шрам больше не ныл. — Но все остальное в порядке. Я уже могу вернуться в Слизерин!
— Это уж мадам Помфри решать, — хмыкнул Север. — И, скорее всего, она тебя не отпустит.
— Не «скорее всего», а точно не отпущу, — заявила колдомедик, присоединяясь к ним. — И так замучили бедного ребенка. Еще ровно пять минут! До ужина никого больше не пущу, и не просите. И, Север, будь добр, растолкуй своим студентам, что тут не проходной двор, не слизеринская гостиная и не квиддичная раздевалка!
— Непременно, — зельевар кивнул и повернулся к Драко: — Ступай. Мне нужно поговорить с Гарри наедине.
— Он мне все равно потом расскажет.
— Посмотрим, — только и ответил Север, смерив его строгим взглядом. Драко пришлось подчиниться, и он ушел, пообещав вернуться после ужина.
Север присел на краешек койки.
— Шрам не болит? — уточнил он вполголоса.
— Не-а, — отозвался Гарри. — Я его даже не ощущаю. Но тогда в подземельях...
Север помрачнел.
— Об этом мы потом поговорим подробно, будь уверен. Все вместе и дома. Сейчас у меня только два вопроса. Первый: у тебя больше не было никаких кошмаров? Во сне или... даже наяву?
— Были, — Гарри пожал плечами. — Как раньше, только там теперь еще был Волдеморт... из леса.
— Что? — Север вздрогнул.
— Ну, когда он кровь единорога пил. Ты же знаешь, что это он был? В капюшоне?
Север кивнул.
— И почему ты мне не сказал? — вздохнул он. — Я ведь говорил: если кошмар изменится...
— Забыл, — виновато признался Гарри. — Точнее, я подумал, что это просто обычный кошмар. После такого же кому хочешь начнет всякая гадость сниться.
— Может, и так, — согласился Север. — Но лучше бы ты перестраховался. И второй вопрос: как ты узнал, что Квиррелл отправится за камнем именно в тот день? У тебя не было... каких-то предчувствий? Чего-нибудь необычного?
— Голова очень болела. Просто отваливалась, еще хуже, чем раньше, и я подумал, Волдеморт что-то затевает. Хотел пойти к тебе, но тебя не было в замке.
— Прости, — мрачно сказал крестный. — Это все Фадж, чтоб ему провалиться.
— Министр Фадж? — удивился Гарри. — Он-то тут при чем?
— О, это долгая и чрезвычайно глупая история, — поморщился Север. — Потом расскажу. Ладно, пока достаточно. Если что-то еще вспомнишь, попроси Помфри меня позвать. А пока отдыхай, — он поднялся, потрепал Гарри по волосам и вышел.
Гарри снова опустился на подушки и только тогда понял, что действительно устал и, пожалуй, совсем еще не готов куда-то перебираться. Солнце успело сдвинуться, и койку теперь заслоняла от света штора. Он закрыл глаза и почти мгновенно уснул.
Разбудил его какой-то невнятный звук: то ли шорох, то ли стук. Гарри сонно приоткрыл глаза и с недоумением увидел, как из-под его кровати выныривает рыжая макушка. Секунду спустя он смотрел в растерянное веснушчатое лицо Рональда Уизли.
— Вот, — неловко сказал Уизли, протягивая на ладони стеклянный шарик с Хогвартсом внутри. — Это тебе кто-то принес. Я... уронил нечаянно. Извини.
Гарри взял шарик: такие сувениры делали повсюду в волшебном мире. Они когда-то привезли похожий из Парижа, с Тамплем внутри, и еще один из Бретани, с Бобатоном. Но шарика с Хогвартсом он еще не видел: наверное, неизвестный даритель купил его в Хогсмиде. Вокруг миниатюрного замка на зеленых лужайках цвели маргаритки.
— Не за что, — ответил Гарри, недоумевая, что за нелегкая принесла сюда гриффиндорца. По крайней мере, ссориться тот, похоже, не собирался. Интересно, как он уломал мадам Помфри?.. Или умудрился пробраться незамеченным?
Некоторое время оба молчали; Гарри не знал, как повежливее спросить: «Тебе чего тут надо?», а Уизли, видимо, не мог подобрать слов, чтобы сказать то, что хотел. Наконец он заговорил.
— Ты это... ну... спсибчтонскзалнкму! — пробормотал он, глядя в пол.
— Прошу прощения? — вырвалось у Гарри. Честное слово, он вовсе не собирался так подчеркивать разницу в их воспитании, но неожиданное появление младшего Уизли из-под больничной койки, как говорится, сбило его с метлы.
Тот вспыхнул, и его физиономия вся пошла некрасивыми красными пятнами.
— Извини, я не расслышал, — поспешно сказал Гарри, которого разбирало любопытство. Ладно, если бы близнецы тайком пробрались в больничное крыло поздравить его или, наоборот, как-нибудь подшутить (и то, и другое было равновероятно). Но с Рональдом они последний раз сталкивались, когда тот подглядывал в окно хижины Хагрида. — Да ты садись, — предложил он, кивнув на стул, оставленный у постели профессором Дамблдором.
Уизли кивнул и сел.
— Я... это... — Он глубоко вдохнул и попробовал еще раз: — Я хотел сказать спасибо. Что ты не выдал моих братьев.
— В смысле? — ляпнул Гарри и только потом сообразил, что речь все о той же истории с Норбертом. Но так даже лучше: не хватало еще проговориться, прежде чем Уизли объяснится до конца.
— Поттер, я все знаю про дракона, — Уизли понизил голос. — Ну, почти все. И как его Хагрид вывел, и как Фред с Джорджем хотели его отправить к Чарли, и как Фреда этот ваш дракон укусил... только потом Перси нашел письмо Чарли и все испортил.
— А спасибо за что? — Гарри нахмурился.
— Ну... если б вы рассказали про Фреда с Джорджем, мама бы такое устроила... она знаешь какие вопиллеры шлет!
— Да ты-то тут при чем?
Уизли посмотрел на него как на сумасшедшего.
— Они мои братья!
Гарри кивнул. Действительно, что тут еще скажешь. Надо же, этот Уизли не совсем пропащий. Хотя даже Персиваль, хоть и напыщенный индюк, и тот близнецов выдавать не стал.
— Короче, спасибо, — еще раз неловко пробормотал Рональд и встал.
— Не за что, — ответил Гарри. — Спасибо, что зашел. Хочешь лягушку? — он показал на тумбочку, где стояла еще почти полная коробка.
На лице Уизли явственно отразилась борьба: ему очень хотелось шоколада и отчаянно не хотелось брать угощение у богатенького слизеринца. По-видимому, он и так исчерпал свои возможности в плане мирного общения Домов на пару лет вперед.
— Да ты бери, мне целую кучу принесли, я столько не съем, — прибавил Гарри, просто чтобы посмотреть, что будет.
Уизли еще пару секунд поколебался и наконец решился.
— Спасибо, — буркнул он, взял лягушку и ушел.
Гарри тоже взял одну и принялся жевать, задумчиво глядя на закрывшуюся за гриффиндорцем дверь.
На Прощальный пир Драко и Гарри пришли с опозданием: сколько Гарри ни уверял, что чувствует себя нормально, мадам Помфри пожелала еще раз удостовериться в этом сама и совсем замучила его магическими тестами. В Большом зале уже было полно народу; стены украшали алые с золотом знамена Гриффиндора, а над преподавательским столом висел торжествующий лев.
— Да-а, — протянул Драко, пока они пробирались на свои места. — Квиддичный кубок-то, может, и наш, а вот школьный...
— Тс-с, — одернул Гарри. — Не напоминай никому.
Едва они уселись, как Милли и Панси принялись донимать Гарри участливыми расспросами: как он себя чувствует, все ли в порядке и тому подобное. Накануне они так и не поговорили толком: мадам Помфри пустила их вечером только на десять минут и все это время не сводила с них глаз.
— Я бы умерла от ужаса, — заявила Панси. — Подумать только, напрашиваться на поединок Сами-Знаете-С-Кем! Гриффиндорство какое-то!
— Я не напрашивался, — возразил Гарри. — Так получилось.
— Ага, тебе просто не спалось, и ты решил ночью прогуляться в запретное крыло! — съязвила Милли. — Еще и Грейнджер позвали!
— Никто ее не звал, она сама пришла! — возмутился Драко. — У нас хватает ума не впутывать девочек в такие вещи!
— А меня почему не взяли? — поинтересовался Блейз. — Я точно не девочка.
— Старомодные глупости, — фыркнула Милли. — Я могу драться ничуть не хуже вас.
— Мальчишки, — протянула Панси. — Что с них возьмешь?
Девочки переглянулись и захихикали.
Мальчики переглянулись и пожали плечами.
Внезапно шум в зале стих, и все повернулись к преподавательскому столу: профессор Дамблдор поднялся, чтобы держать речь.
— Вот и еще год миновал, — весело начал он. — Но прежде чем мы все на славу попируем, я немного позанудствую по-стариковски. Хороший был год! Надеюсь, в ваших головах теперь чуть больше, чем было в сентябре. А впереди целое лето, чтобы они сделались пустыми и легкими к началу нового учебного года.
По залу прокатился смех. Макгонагалл криво улыбнулась и покачала головой, потом наклонилась и что-то сказала Северу на ухо. Тот хмыкнул.
— Теперь о том, кому достанется кубок, — продолжал директор. — Сейчас дела обстоят так: на четвертом месте Хаффлпафф, набравший триста пятьдесят два балла; затем идет Слизерин, на чьем счету триста девяносто два балла. На втором месте Рэйвенкло — четыреста двадцать шесть баллов. Наконец, первое место занимает Гриффиндор — четыреста сорок два балла. Поздравляю, вы славно потрудились в этом году. — Львиный Дом радостно загомонил, и Дамблдор терпеливо переждал, пока все успокоятся. — Однако, как вы наверняка уже слышали, потому что это страшная тайна, — он опять переждал общий смех, — три дня назад несколько студентов оказали неоценимую услугу нашей школе... несмотря на то что их никто об этом не просил.
По залу снова прокатились смешки и шушуканье. Многие оборачивались и выгибали шеи, чтобы взглянуть туда, где за слизеринским столом сидели первокурсники. Гарри украдкой посмотрел на крестного: Север страдальчески возвел очи горе.
— Итак, — объявил Дамблдор, — начнем с мисс Гермионы Грейнджер. За беспримерную храбрость и готовность жертвовать собой Дом Гриффиндор получает пятьдесят баллов.
Гриффиндорцы повскакивали на ноги, захлопали в ладоши, кто-то переливчато засвистел от восторга. Гарри тоже встал и обернулся: Гермиона сидела на своем месте, от смущения красная, как гриффиндорские знамена.
— Благодаря мистеру Драко Малфою, за рыцарскую галантность и прекрасные манеры Дом Слизерин получает пятьдесят баллов.
Драко поперхнулся, гадая про себя, похвалили его только что или оскорбили. Слизеринцы зааплодировали, за другими столами поднялся шум: Дом Змеи только что обошел по числу баллов Дом Ворона, и рэйвенкловцы были не слишком довольны.
— Благодаря мистеру Гарри Поттеру, — директор обвел глазами присутствующих, и снова стало очень тихо, — за исключительное мужество и дерзость духа Дом Слизерин получает шестьдесят баллов.
Шум усилился, а затем и вовсе перешел в рокот: те, кто умел считать и вопить одновременно, первыми сообразили, что теперь лидером в борьбе за кубок школы снова стал Слизерин. Возмущенные гриффиндорцы принялись топать ногами и стучать ложками по столу; возликовавшие слизеринцы буйствовали не меньше.
— Прошу прощения, — громовым голосом объявил Дамблдор и постучал ложечкой по серебряному кубку, — я еще не закончил.
Дождавшись, когда все опять утихнут, он продолжил:
— Храбрость бывает разной. У многих хватает храбрости противостоять врагу и проявлять дерзость там, где царит нехитрый здравый смысл. Но далеко не у всех достаточно храбрости противостоять друзьям и проявлять здравый смысл там, где в почете дерзость. Поэтому я присуждаю еще десять баллов мистеру Невиллу Лонгботтому.
Воцарилась гробовая тишина: все лихорадочно соображали, кто же теперь победитель. По мере того как студенты приходили к одному и тому же невероятному выводу, они поворачивались к песочным часам с самоцветами, а потом снова к директору, пытаясь понять, не ошибка ли это. На многих лицах царило недоумение; хаффлпаффцы растерянно перешептывались, рэйвенкловцы хмурились. Гриффиндорцы и слизеринцы же впервые за долгое время почувствовали себя в одной лодке: они потрясенно переглядывались, втайне надеясь, что все это какое-то недоразумение или розыгрыш.
— Таким образом, — как ни в чем не бывало заявил директор, — на первом месте у нас два Дома, по пятьсот два балла у каждого. Кажется, нужно немного обновить обстановку.
Он взмахнул палочкой, и Большой зал стал напоминать рождественскую елку: повсюду бок о бок красное и зеленое, серебряное и золотое.
— А теперь, — заключил он, садясь в свое кресло, — давайте есть. Приятного аппетита!
На столах появилось угощение, и мало-помалу все принялись за еду, хотя обсуждать случившееся, конечно, не перестали.
— Это все ты виноват, — буркнул Драко.
— Я-то тут при чем? — удивился Гарри.
— А если бы ты не связался с буффондорцами, кубок был бы наш!
— Если бы не Гермиона, мы бы не вычислили Квиррелла так быстро, — возразил Гарри. — Может, и вообще не вычислили бы.
— Ага, а еще не встречались бы с троллями и не таскали бы ночью по школе...
— Тс-с-с! — одернул Гарри, и Драко виновато умолк.
— А ну-ка, что вы там таскали? — заинтересовалась Панси.
Гарри вздохнул.
— Ничего особенного, — отмахнулся Драко.
— Что это у вас за тайны завелись? — Панси надула губки и, похоже, собралась обижаться. Милли промолчала, но вид у нее тоже был недовольный. Блейз смотрел бесстрастно, выжидая.
Драко и Гарри переглянулись. Кажется, кое-какими тайнами придется пожертвовать — чтобы сохранить все остальные.
— Ладно. Расскажем, только потом, — пообещал Гарри, понизив голос. — В поезде. Тут слишком много лишних глаз и ушей.
— Договорились!
____________________
Seoithín Seo Hó — ирландская народная колыбельная. В тексте приведен вольный авторский перевод; послушать оригинал можно поиском по названию или по следующей ссылке: http://youtu.be/lVUrdjWNNMY Некоторые версии текста можно найти здесь: http://songsinirish.com/p/seoithin-seo-lyrics.html Название (и первое слово) песни означает «баю-бай».
@темы: Джен, Семейные ценности Малфоев, Мои тексты
Новая глава, такая теплая!
Хотела бы я посмотреть на скандалящего Люция
А вообще здорово, что так все прекрасно вписалось в канву канонного сюжета, красота
Замечательный Люций.
И вообще чудесно
А вообще здорово, что так все прекрасно вписалось в канву канонного сюжета, красота
Хотела бы я посмотреть на скандалящего Люция
Я б сама посмотрела!
Alanna2202, angeorg, Lady Ges, sleepybird,
Спасибо!!!
yanus-sin, aikr,
это значит кубок школы будет у Снейпа по четным дням стоять, а у Макгонаггл по нечетным?
распилят :-)
Хм, любопытно, а кубок как предмет вообще существует? В книгах его, по-моему, совсем нет. В фильмах не помню просто.
Если он один и настоящий, думаю, они его в учительской поставят
здорово, что так все прекрасно вписалось в канву канонного сюжета
Так и задумано было
Сталина,
А мне правильно кажется, что Лили каким-то образом осталась жива?
читать дальше
Jell,
И как же мне нравится взаимодействие Луция с Дамблдором.
То ли еще будет
И всё-таки физики недаром уверены, что где-то существуют созданные в фантазиях миры - и, значит, где-то есть вот такие Гарри и Драко, Луций и Север... намного счастливее, чем в каноне. Вот и пусть существуют!..
читать дальше
Так ей же еще расти и расти.
Ей 17
спойлер
Растягивала сегодня растягивала удовольствие и все равно хочется еще
Люциус и Альбус прекрасны в своем взаимодействии
Состоящие в браке обожают этим заниматься.
Мы такие, да!
lieer Aine,
Еще будет через неделю, думаю, уже после спецквеста ЗФБ. А потом придется ждать какое-то время. Я пока подробно план 2 года не сделаю, не буду выкладывать глав, а том потом правки задним числом не оберешься. Но зато "Год..." пойдет.
Ура!
Какие злые эти женатики!..
Еще будет через неделю, думаю, уже после спецквеста ЗФБ.
Ура!!! И про "Год.." ура!!!