Сдала утром шерстяную одежку в химчистку, мило поболтала с теткой-приемщицей, купила наконец зимние сапоги. Теперь я во всеоружии в ожидании обожаемой зимы.
Странное состояние: настрой и силы качаются, как качели. Или фонарик, в режиме «то погаснет, то потухнет». На самом деле, спады таки сменяются подъемами, но подъемы скорее краткосрочны, а спады стали какие-то уж очень унылые и длительные.
«Ты понимаешь, я тонкий-претонкий, как масло на хлебе у скупердяя. Скверно это. Надо как-то переиначивать жизнь».
Осталось понять, где у меня кольцо Всевластья, найти Ородруин и выкинуть нафиг. Всего делов-то.
Пока пью на ночь пустырник. Две недели пропью, потом поглядим.
На Крымском Валу открылась юбилейная выставка Левитана. Надо сходить.

PS. Муж прислал анекдот. Гениальный.
- Равви, скажите, в чём смысл жизни?
- Ах, какой прекрасный вопрос! Мальчик, и ты хочешь его променять на ответ?

PPS. Очень в кассу. Тимур Шаов, «Немного о себе»Тимур Шаов, «Немного о себе»

Я сам собой ну просто жутко недоволен.
Живу сумбурно, трачу жизнь на ерунду.
Я мягкотел, слабохарактерен, безволен.
Мне говорят: «Пойдем, гульнём!» – и я иду.

Я раздражителен, забывчив и небрежен.
Лабильна психика. Сомнительна мораль.
В быту капризен и физически изнежен,
Аж прямо в зеркале себя бывает жаль.

Не человек, а просто чмо на постном масле.
Не то чтоб нуден, но до тошноты ворчлив.
И не сказать, чтоб трусоват, но так, опаслив.
Не то чтоб жаден, но уж очень бережлив.

Нет, я всегда подам калеке Христа ради,
Но если так, без умиления, взглянуть,
Я не тяну не то что на Махатму Ганди,
Я и на дедушку Мазая не тяну.

Сплю я долго и со вкусом,
Сплю, пока не ляжет мрак.
По ночам хожу, как вурдалак.

Я мог бы стать Вольтером,
Вот гадом буду я,
Но нет во мне
Усердия.

Я мог бы стать Шопеном,
Музычку бы кропал,
Не был бы гадом,
Точно б стал.

Лежит нечитанный Платон, Бах недослушан,
А я сижу, смотрю футбол и пиво пью.
С остервененьем бью проклятые баклуши
И с отвращением читаю жизнь мою.

Я бросил Родину, карьеру эскулапа –
Теперь горланю, как заевший патефон.
Худые ручки тянут дети: «Папа! Папа!»,
А папе некогда: зараза, занят он.

В семье я деспот: очень нудный, твердолобый,
С утра домашним отравляю бытие.
Но хоть, спасибо, нету месячных, а то бы
Совсем труба моей зашуганной семье.

Закомплексован весь, я недоволен мною,
Во всем себя виню и до того дошло –
Я маюсь экзистенциальною виною
За первородный грех, аж вспомнить тяжело.

Пью, курю, смотрю на женщин,
Правда – только лишь смотрю.
Посмотрю,
и снова пью-курю.

Где-то дымят заводы,
И я лежу, дымлю.
Очень себя я
Не люблю.

Я не красив, как Путин,
Даже не так умён.
Ах, отчего же
Я – не он.

Могу бездарно просадить любую сумму,
И мне мой друг доброжелательно сказал:
«С твоими данными тебе пора в Госдуму.
Иди, укрась собой народный наш хурал!»

В парла-парла-парламенте
Итак уже аншлаг.
Точнее говоря –
«Аншлаг! Аншлаг!»

Ну что тут скажешь, вот такая я каналья.
Теперь – о главном: о тебе, любовь моя.
Хочу сказать: «Спасибо, милая, родная,
Что ты живешь с такою гнидою как я».

Тебя должны канонизировать при жизни
За твои муки, за любовь и за труды.
Я тоже стану человеком, только свистни,
Прям с понедельника. Нет, лучше со среды.