Глава 18. Ответы без вопросовГлава 18. Ответы без вопросов
Дерево изгибается вопросительным знаком как раз
тогда, когда вы не знаете, как вам быть.
Гилберт Кий Честертон
тогда, когда вы не знаете, как вам быть.
Гилберт Кий Честертон
Погрузившись в размышления, Том мало обращал внимания на лес, пока вокруг резко не посветлело — оказалось, он вышел на большую песчаную поляну. Он поднял взгляд, щурясь от яркого солнца, и остолбенел.
На огромном малиновом грибе в полтора человеческих роста разлеглась гигантская ярко-синяя гусеница. Она томно взирала на мир с высоты своего гриба и лениво курила кальян.
— Ты кто такой? — мрачно поинтересовалась она голосом Снейпа.
«Пить вредно, — убежденно подумал Том. — Вот полюбуйтесь: Северус в образе гусеницы. Ну и галлюцинация...»
— Сам ты галлюцинация, — буркнула гусеница.
Том так опешил, что на мгновение потерял дар речи. «Она что, тоже легилимент?!»
— Ну вот, пожалуйста, — сварливо подытожила гусеница. — Явился, грубит, а сам даже не знает, кто он такой.
— С какой стати я должен перед тобой отчитываться? — по привычке рявкнул Том. И тут же почувствовал себя ужасно глупо. «До чего я докатился?! Хамлю воображаемой гусенице!»
— Это был риторический вопрос или нет? — поинтересовалась гусеница, выпустив большое кольцо дыма.
— Не риторический, — сухо ответил Том, идя на поводу у разгорающегося любопытства.
— Тогда ты ни до чего не докатился, потому что ты не катился, а шел пешком, — заметила гусеница. — Впрочем, если считать это выражение поэтическим описанием твоего перемещения, то докатился ты почти до гриба. Если же ты имел в виду образно сформулированное состояние твоей психики...
«Что она курит?» — поразился Том про себя.
— Кальян, — отрезала гусеница тоном человека, вынужденного утверждать очевидное. — Глупые вопросы кончились? В таком случае, мы возвращаемся к тому, с чего начали. Кто ты такой?
Том ненадолго задумался.
— Я Темный Лорд, — представился он наконец.
— Темный? — удивилась гусеница. — Почему именно Темный?
— Не знаю, — сказал Том, с некоторым удивлением понимая, что так оно и есть. — Так получилось.
— Ничего у тебя не получилось, — проворчала гусеница. — И ты это прекрасно знаешь. — Ну хорошо, допустим. А почему ты Лорд? Ты Лорд чего?
— Англии, — вяло предположил Том в интересах спора. Все, что приходило в голову в ответ на вопросы ненормальной синей твари, казалось настолько глупым, что он начинал сомневаться в здравии собственного рассудка.
— Нонсенс, — объявила гусеница. — Я порядочная английская гусеница, а ты мне нисколько не Лорд. Еще будут варианты?
— Я Лорд Волдеморт, — уперся Том.
Его собеседница молча выпустила большое кольцо сизого дыма, сложившееся в буквы «ЛОРД ВОЛДЕМОРТ». Буквы поменялись местами, образовав надпись «ТОМ РОЛВО РЕДДЛ».
— Хорошо! — заорал Том, теряя спокойствие. — Да, я родился с этим именем! Ты хочешь, чтобы я признал, что меня зовут Том Ролво Реддл?! Да?!
Гусеница подула на буквы, и они растаяли в воздухе.
— И вовсе незачем так кричать. Во-первых, тебя никто так не зовет. Ни так, ни эдак. Тебя вообще никто не зовет. Во-вторых, я не спрашивала тебя об имени. Имя — это неинтересно. Я спросила, кто ты такой.
— А ты сама кто такая? — раздраженно парировал Том.
— Я? — задумчиво повторила гусеница. — О! Это прекрасный вопрос. Я-сейчас — курящая-кальян, говорящая-с-тобой и тратящая-мгновения-зря гусеница. Я-завтра — курящая-и-обдумывающая-бытие почти-куколка. Я-послезавтра...
— Спасибо, — поспешно вставил Том. — Я понял идею. А я — это просто я.
Гусеница пристально посмотрела на него сквозь густые клубы дыма.
— Нет. Твоя проблема в том, что ты — это не просто ты. И не только ты.
— Ну и кто же еще? — съязвил Том.
— А вот это тебе лучше знать, кого ты в себе таскаешь, — проворчала гусеница. — Он небось не в восторге, что ты от него кусок оттяпал. Да и тебя в себе носить — тоже радость небольшая.
— Что хочешь этим сказать? — немедленно насторожился Том.
— Что хочу, то и сказала, — буркнула гусеница. — Отдашь свое — свое получишь, возьмешь свое — пропадешь.
Она вдруг как следует затянулась и принялась выдувать гигантские клубы дыма. Его становилось все больше и больше, он пах можжевельником и ежевикой, сгущаясь и темнея. Том невольно попятился, настороженно глядя на бурлящее посреди поляны сизоватое облако. Прошло, впрочем, совсем немного времени, и дым начал таять. Том, чуя неладное, решил дождаться, пока он не рассеется окончательно. И не ошибся. Когда облако исчезло, ни гриба, ни гусеницы на поляне не оказалось.
Гарри под теплым дождем бродил по улицам незнакомого большого города. Он лишь смутно замечал освещенные витрины и расплывающиеся в булыжных мостовых отблески фиолетовых и розовых фонарей. Причиной такой рассеянности были наставления Гермеса, что никак не шли из головы, и осознание того, насколько он сам изменился с последней смертью.
— Время у тебя есть. И я бы советовал, милый юноша, употребить его с пользой. Твой... противник никуда от тебя не уйдет, а этот мир предоставляет удивительные возможности.
— Могу вообразить.
— Это хорошо. Воображение тебе пригодится.
— Я себя чувствую как-то... не так, как раньше. И выгляжу старше. Что происходит?
— Ты стал старше.
— Почему?
— Смерть всегда меняет человека. Как — это уже другой вопрос. Заранее не скажешь.
— Я что, останусь таким навсегда?
— Это вряд ли, — усмехнулся Гермес. — Но если тебе настолько дорога мальчишеская внешность, можешь разыскать молодильное яблоко. Или что у вас там их заменяет.
— А как же...
— Вечной юности тебе не отпущено, уж извини, так что стареть ты не перестанешь. И, возможно, взрослеть тоже, хотя, как я уже говорил, тут нельзя знать наверняка. Однако воспринимать мир как в семнадцать лет ты уже не сможешь. Никогда.
Гарри остановился около уже закрывшейся на ночь лавки и принялся разглядывать собственное отражение в темной витрине: мокрые, липнущие ко лбу волосы, едва заметный шрам... Он повернулся вокруг своей оси. Да, он действительно опять изменился после второй смерти. Надо же — и осанка другая, и плечи потяжелели... Теперь никто не принял бы его за школьника. Гарри вдруг вспомнил Чарли Уизли, когда впервые встретился с ним и с Биллом. Сколько Чарли тогда было — двадцать два, двадцать три? Что-то вроде того. Двойник Гарри, смотревший из пыльноватого стекла, выглядел примерно на тот же возраст.
Но главное — он и в самом деле чувствовал себя иначе. Ровнее. Тверже. Словно нашел центр равновесия, о котором раньше даже не подозревал. Он помнил свои восторги и страхи последних дней, но теперь они поблекли, точно старые воспоминания. И на смену им пришло... любопытство. Азарт. Желание во всем разобраться. И затаенное убеждение, что все сложится в точности так, как он захочет.
А сейчас он хотел кое-что выяснить.
«Том и в самом деле никуда не уйдет. Придется ему немного подождать».
Он огляделся по сторонам в поисках подходящей двери, и в паре кварталов дальше по улице заметил открытый еще бар.
— Прекрасно, — пробормотал Гарри себе под нос. — Ровно то, что надо.
Том замер, разглядывая опустевшую поляну.
— Вот же угораздило, — пробормотал он. — Исчезающие гигантские гусеницы. Да еще говорящие. Как она сказала: я «кусок от него оттяпал»? От него — это от Поттера, конечно. А он, значит, «меня в себе носит»... — в задумчивости он принялся расхаживать туда-сюда. — Гадость какая. Даже не знаю, что из этого хуже. А делать что? Нет, необходимо все-таки найти мальчишку как можно скорее. Иначе один Мерлин знает, во что все это выльется.
Он резко остановился, достал палочку и в три жеста соорудил из ближайших образцов флоры подобие дверной рамы.
— Вот так-то, — удовлетворенно заметил он, убирая палочку, и шагнул сквозь свое творение.
Несколько дней Гарри потратил на эксперименты. Он менял фрагменты этого непостоянного мира один за другим, нигде не задерживаясь надолго, стараясь поймать миг равновесия, ощутить точку перехода, прочувствовать преображение пространства. Но главное — он учился оставаться там, где нужно. И это оказалось сложнее всего.
Сперва он пытался применить то, что ему когда-то безуспешно вдалбливал Снейп. Сосредоточиться, очистить сознание, обуздать эмоции. Удержать в голове цель во всех подробностях — и лишь тогда шагнуть.
У него получилось, хоть и не сразу. Но этот способ оказался медленным и... неприятным. Лабиринт сопротивлялся. Гарри чувствовал себя так, будто взламывает каждую дверь, вместо того чтобы открывать.
Тогда он попробовал иначе.
Стоя перед приоткрытой кованой калиткой огромного сада, он несколько минут любовался на пышные клумбы, искрящиеся струи фонтана и прохладную тень боковой аллеи, а потом улыбнулся и осторожно шепнул:
— Я хочу туда. Можно? Пожалуйста.
И шагнул.
В сад.
Именно в этот, а не в какой-нибудь другой.
— Спасибо, — сказал он на всякий случай.
Позже он выяснил, что ни просить, ни благодарить не обязательно. Хотя Лабиринту (Гарри начал называть его про себя именно так) явно нравилось, когда ему благодарны.
Требовалось лишь всегда помнить, где ты хочешь быть.
Наверное, можно было бы всякий раз просто аппарировать сквозь дверной проем. Но чутье подсказывало, что такое решение неправильно. Как на метле — воздушные потоки нужно использовать или обходить, но глупо пытаться брать «в лоб». Так что Гарри расслабился и принялся тренироваться. Это оказалось до смешного легко.
Спустя неделю переход удавался ему уже почти мгновенно. И тогда он взялся реализовывать предоставленные этим миром «многочисленные возможности».
Том пребывал в бешенстве.
Казалось бы, задача перед ним стояла простейшая: подчинить систему, и без того ориентированную на исполнение желаний. Главное — хотеть достаточно сильно, и перед тобой прогнутся.
Однако этот странный мир не прогибался.
Больше того, сопротивлялся так упорно и ловко, будто был живым разумным существом.
Тому, конечно, не раз случалось подчинять себе живых разумных существ. И он не гнушался прибегать в таких случаях к любым средствам. Проблема была в том, что к вселенной довольно трудно применить Пыточное заклятие.
К тому же он пока еще не дошел до той стадии сумасшествия, когда начинают швыряться Смертельными проклятиями в скалы или деревья. Более того, подозревал, что будет выглядеть при этом кем угодно, только не властелином мира. Но иногда Тому начинало казаться, что от безумия его отделяет не так уж много.
Между тем дурацкая пространственная головоломка отказывалась подпускать его к Поттеру. Десять дней кряду Том оказывался где угодно, только не там, где недавно побывал несносный мальчишка. Уж что-что, а это он чуял сразу. От одного запаха неудачи у него со школьных лет ныли зубы.
Последняя попытка привела его в центр бесконечного осеннего болота. Над мокрыми кочками, покрытыми жухлой травой, качались гниющие на корню тощие осинки и ольха. Стылую воду подернуло хрупким ледком. Где-то поодаль каркали вороны.
Том поежился на пронизывающем ветру и посмотрел в серое безнадежное небо.
— Как же я устал, — тоскливо сказал он. — Вот что я тебе сделал, а?
Осина по правую руку скептически скрипнула.
— Я просто хочу поговорить, — мрачно сообщил Том.
В голых ветках ольхи взвыл ветер.
— Да не с тобой, — поморщился он. — С Поттером.
На топь немедленно легла липкая тишина. Вороны смолкли, и даже ветра не было.
— У него моя палочка, — он попытался сменить тактику. — А у меня — его.
Глухо.
— Он что, меня боится?
Осина злорадно заскрипела, и снова все стихло.
— Не трону я твоего Поттера, — вздохнул Том. — И так-то не собирался, а теперь и вовсе не трону. Я поговорить хочу.
Ноль реакции.
— Ладно, — сдался он. — Просто покажи, где он. Или где он был.
Ветер захохотал в чахлых кронах. Две ближайшие осины сплелись ветвями, образовав арку.
Том мрачно подумал, что терять уже нечего, и ступил под символический свод.
И оказался нос к носу со здоровенным орангутаном.
— Здесь отражается всё. Абсолютно всё, — сказал ему Гермес.
— Как в зеркале?
— Больше, — засмеявшись, ответил Душеводитель. — Значительно больше. В зеркалах можно увидеть лишь то, что можно увидеть. А здесь...
Потом многозначительно хмыкнул и заговорил о другом.
Но Гарри запомнил. Как запомнил и несколько других на первый взгляд бессмысленных фраз, оброненных Гермесом словно бы в шутку. Увидеть то, чего увидеть нельзя, — разве можно придумать приключение лучше?
Орангутан восседал на дубовом письменном столе и задумчиво созерцал неочищенный банан в своей лапе.
Том отскочил назад и попытался сориентироваться. Он был в библиотеке. В огромной замковой библиотеке, интерьер которой настойчиво наводил на мысль, что ее проектировал сумасшедший архитектор по заказу двух-трех столь же сумасшедших владельцев одного и того же помещения, причем все участники были категорически не в состоянии договориться между собой. Судя по регулярно пролетавшим мимо разноцветным сгусткам энергии, а также по оплавившимся кое-где каменным стенам, это была не просто волшебная, а в высшей степени волшебная библиотека.
— У-ук? — вопросил орангутан, отвлекшись от банана.
— Э-э-э... — выдавил Том.
— У-ук, — угрожающе проворчал представитель приматов. Похоже, он счел, что над ним издеваются.
— Добрый день, — Том на всякий случай поспешно поздоровался. — Вы тут... библиотекарь? — неожиданно осенило его.
— У-ук, — сдержанно подтвердил орангутан.
— Очень приятно, — кивнул Том. После синей гусеницы обезьяна, заведующая библиотекой, производила впечатление на редкость вменяемого собеседника. — Меня зовут Том. Вы тут молодого человека не видели?
— У-ук! У-ук! — возмущенно отозвался орангутан и завертелся волчком, тыча пальцами в прожженные портьеры, заляпанный чем-то подозрительным пол и обгрызенные углы дубовых стеллажей.
Том с огорчением констатировал, что здесь, по-видимому, бывает много молодых людей, которые очень небрежно обращаются с ценной магической литературой.
— У-ук, — печально согласился рыжий библиотекарь.
— Я ищу не совсем обычного молодого человека, — признался Том. — Он здесь недавно и вряд ли стал бы портить ваши книги...
Об участи своего дневника он почел за лучшее не упоминать.
— У-ук? — насторожился орангутан.
— Такой... темноволосый, зеленоглазый и в очках. С рюкзаком. Мы... разминулись, а мне нужно ему кое-что сообщить.
— У-ук! У-ук! — библиотекарь отчего-то взволновался необычайно и нервно запрыгал на столе, размахивая бананом.
— Он здесь был?
— У-ук!
— Но вы не можете мне сообщить, куда он пошел?
— У-у-ук! — простонал орангутан, роняя банан и хватаясь за голову.
Том задумался. Проклятый лабиринт, похоже, играл с ним, как кошка с мышью.
— Может быть, вы сумеете подсказать, как его искать?
Орангутан уселся и задумчиво почесал макушку.
— У-ук, — наконец решительно заявил он и ткнул Тома пальцем в грудь. — У-ук!
Это можно было понимать каким угодно образом, от «Сами справляйтесь» до «Ты идиот».
— Не буду спорить, — дипломатично сказал Том.
— У-ук!!! — разозлился орангутан, на этот раз не оставляя большого пространства для интерпретаций. — У-ук! — он несколько раз постучал недогадливого гостя по левой стороне груди. — У-ук!
От мысли, что Гарри Поттера предлагается искать сердцем, Тому стало слегка нехорошо.
— А какого-нибудь другого способа нет? — тоскливо уточнил он. — Поэстетичнее?
Орангутан фыркнул, махнул лапой и занялся бананом.
Черный Человек смотрел на волшебную палочку с сомнением.
— ХРУПКАЯ, — лаконично заявил он наконец. Почему-то все его слова звучали так, будто не подлежали обжалованию — скажем, как объявление о конце света.
— Есть немного, — согласился Гарри, убрал палочку и снова лег на спину, закинув руки за голову. Он никогда раньше не валялся на стогу в поле, и это оказалось очень здорово. Особенно в компании интересного собеседника. В ночном небе мерцали и двигались, точно в мультфильме, незнакомые созвездия причудливых, а иногда и прямо-таки диковатых форм. Больше всего ему понравился паровоз, очень похожий на тот, что тянул «Хогвартс-экспресс». — Мой лучший друг однажды сломал свою. Потом очень мучился.
— СОЧУВСТВУЮ.
— Ему потом купили новую, так что все кончилось хорошо.
— ПОСОХ КРЕПЧЕ.
Гарри представил себя с посохом, особенно на Тисовой, и рассмеялся.
— Зато таскать... — отозвался он. — И спрятать труднее. Вам-то с вашей косой все равно. Скажите, а вам никогда не бывает скучно? Не надоедает? Столько времени одно и то же.
Черный Человек засмеялся.
— ОНИ ВСЕ ВРЕМЯ ПРИДУМЫВАЮТ ЧТО-ТО НОВОЕ.
И принялся рассказывать, как один волшебник наотрез отказывался падать с дерева в стаю голодных волков.
Том стоял на краю плоской крыши и, прячась от солнца в тени одной из статуй на краю, рассеянно разглядывал красную крепость напротив и город вокруг. Город был жарок, шумен, пылен и суетлив. Здесь хватало всего — магов и магглов, богачей и нищих, ученых и невежд, музыкантов и художников, болтунов и бездельников. Здесь не было только Поттера.
Том опять его упустил. Опоздал — возможно, на пару часов, но все-таки опоздал. Он уже научился чувствовать его присутствие. Ощущение было навязчивым, осязаемым и четким. Иногда казалось, что еще чуть-чуть — и он начнет видеть отпечатки пальцев Поттера на предметах, которых тот касался, и его следы на полу, начнет слышать запах его трапез и отголоски его разговоров. Все вместе это отчетливо пахло безумием.
С того дня на болоте он следовал за Поттером по пятам уже вторую неделю. Лабиринт миров смилостивился и перестал подсовывать Тому одну пакость за другой... но и чересчур близко к своему любимчику тоже не подпускал. В том, что Поттер влез к мирозданию в душу не разуваясь, Том не сомневался ни капли.
Проклятый мальчишка неожиданно словно обрел крылья. И вдобавок ко всему — необъяснимый интерес к сверхъестественным даже для волшебника явлениям и созданиям. Того, что Том навидался за это время, хватило бы на два-три бестиария. Один Бармаглот чего стоил, уже не говоря о Кетцалькоатле. Спуск в Аид, по мнению Тома, тоже был совершенно излишним.
— Ну хоть с гекатонхейрами у Поттера хватило ума не связываться, — проворчал он. — Иначе наверняка пришлось бы его спасать. Неловко вышло бы.
Том хмыкнул и покачал головой. Одно то, что ему в голову приходят подобные идеи, свидетельствовало, что он не в своем уме. А, например, в поттеровском.
Если бы еще из этого можно было извлечь хоть какую-то пользу!
А времени оставалось все меньше. Никогда еще так остро Том не чувствовал, как оно ускользает, неумолимо просыпаясь прохладным песком меж пальцами. Тридцать две из сорока песчинок уже пропали безвозвратно.
Не заботясь о том, кто его увидит, Том аппарировал вниз на тротуар, к ближайшей двери.
— Ну, попадись мне только... — толкнув стеклянную дверь, он вдруг некстати припомнил некоторые поттеровские таланты, которые теперь можно было истолковать принципиально иначе, — ... змееуст недоделанный.
Он так разозлился, что совсем не глядел, куда идет.
Облокотившись о парапет, Гарри разглядывал лежащий перед ним Город в цветных огнях. Слева катились маслянисто-черные воды широкой реки, над ними арками выгибались мосты. Теплая пахнущая акацией ночь раскинулась вокруг. Внизу змеились освещенные улицы, справа темной грядой вздымался холм с парком.
Гарри знал, что Город не настоящий. Но все равно — здесь было великолепно.
Здесь было жарко. Очень жарко. Нестерпимо жарко.
Безжалостный зной палил, плавил все вокруг; по лицу Тома, по его плечам и спине тут же ручьями заструился пот. Мантия немедленно взмокла, волосы прилипли к шее сзади, дыхание перехватило и защипало в носу — такой сухой был воздух.
Он судорожно огляделся: со всех сторон, насколько хватало глаз, простирались бескрайние пески. Ни намека на растительность, на воду, на жизнь — только мертвая белая земля и столь же белое марево над ней. Даже небо было белесым.
Том торопливо вытащил палочку: оставаться здесь дольше нескольких минут, необходимых на сооружение портала, он не собирался. Из песка безо всякого труда можно соорудить арку — песчаник творить легко, любой шестикурсник бы справился...
В ответ на произнесенные заклятия не шелохнулась ни одна песчинка.
Том выругался и попробовал снова.
Ничего.
Судорожно вдохнув, он попытался превратить песок в стакан, в чашу, наконец просто в воду, ради эксперимента.
Ничего.
Испробовав еще несколько заклятий одно за другим, Том попытался аппарировать.
Ничего.
Несмотря на чудовищную жару, его начала бить крупная дрожь.